Апокалипсис от Владимира

В пятничный день вся площадь перед Стеной Плача была заполнена людьми — камеры, техника, службы безопасности. За ночь рабочие успели соорудить подобие VIPовскиx лож, и туда уже с восьми утра загнали все сливки мирового сообщества. Прямо напротив стены, метрах в десяти от нее, вдоль разделительного забора, отсекающего мужскую часть стены от женской, установили помост и на нем роскошное царское кресло.

Получилось некое подобие гигантского амфитеатра, чему удачно способствовал рельеф местности. От входа на площадь к Стене Плача вниз бежали сплошные ряды сидений, а перед сценой были оставлены сходившиеся вместе проходы. В передних рядах партера была выделена зона cynep-VIPa, в которой стояли богато инкрустированные кресла, предназначенные для будущих царей-пророков. День выдался на редкость мерзким. Солнце с самого утра отчаянно палило, но не несло тепла, и меня постоянно продирал озноб. Наверное, нервы. Ровно в десять я поднялся на сцену. Рядом со мной шел Билл, чуть поодаль понуро шагали наши ученики. Выйдя на центр помоста, я обернулся к людям, собравшимся на площади, и поднял правую руку вверх. Все они встали.

Воцарилось молчание. Я посмотрел на ложу царей-пророков. Назарбаев сделал мне некий жест, должно быть, выражающий поддержку. Я отыскал взглядом Путина, который стоял рядом с Бушем и Шираком, и попытался прочитать его мысли. Забавно, но в этот момент он был занят тем же — oн пытался прочитать мои. Я решил ему помочь, и на лице Путина отразилось искреннее удивление. Еще бы, кто же из политиков отважится на задуманное Даниилом? Ну так ведь на то он и Спаситель!

К чести Путина, он не стал делиться полученной от меня информацией с коллегами. Вместо этого он глубоко задумался и стал просчитывать варианты реализации разных сценариев, в том числе и крайне нежелательных. Судя по тому, как быстро он погружался в печаль, ход его мыслей был близок к моему.

С трудом, будто воздух стал вязкой и тягучей субстанцией, я наполнил легкие и провозгласил: — Спаситель!

Грянул рев шофаров, и на сцену поднялся Даниил. Публика встретила его сумасшедшими аплодисментами. Казалось, что мои уши вот-вот лопнут от напряжения, а из взорвавшихся ладоней зрителей темным фонтаном забьет кровь. Спаситель с удивлением посмотрел на богатое кресло, ожидающее его, но не стал спорить и присел на самый краешек. Публика продолжала сходить с ума, но Учитель не замечал ее. Он был бледен, печален и задумчив.

— А чему вы так радуетесь? — спросил он. Даниил произнес эти слова очень тихо, но каждому показалось, что он шепнул их прямо в ухо.

Аплодисменты разом смолкли.

Даниил встал и подошел к краю сцены. Несколько секунд он всматривался в лица собравшихся людей.

— Чему вы так радуетесь? — повторил он. — Сердце мое обливается кровью, а вы ликуете, как на цирковом представлении! А может быть, вы замышляете недоброе и ввергаете слабых в искус, как эти двое неблагодарных, один из которых живет благодаря моей милости. Или ты уже обо всем забыл, разбойник?

Даниил резко повернулся вправо, и все увидели, кого он имел в виду. Неподалеку от сцены в окружении израильских солдат стояли Енох и Илия. Они не были связаны, поэтому производили впечатление не столько плененных, сколько почетных гостей, окруженных толпой телохранителей.

— Отвечай, — закричал Даниил, — забыл?

Енох поднял голову и неожиданно для всех заговорил:

— Я свидетельствовал и буду свидетельствовать о том, что ты, Даниил, — Царь тьмы и Антихрист, и идущие за тобой будут гореть в Геенне огненной! Даниил не перебивал его, и Енох разошелся:

— Ты несешь смерть и страдание, уничтожаешь праведных и разрушаешь города, ты обрекаешь страны на гибель! Во времена твои царят страх и запустение, рабы живут по страху, а не по совести, а прислуживающие тебе жируют и лоснятся. Стон великий стоит на всей земле, стон страшный, и нет ни живого, ни мертвого, кто не слышал бы его! Засохло женское чрево. Даже престарелой Сарре наш Господь даровал счастье материнства, а ты отобрал его у рода человеческого. Где нерукотворный Храм, который должен стоять здесь, где теперь ты наслаждаешься своей силой? Нет его, ибо ты смерть и проказа рода человеческого! Его погубитель!

Енох выдохся и тяжело задышал. Слова давались ему непросто, но каждое достигло своей цели. Вся мировая знать притихла, пораженная не только сказанным, но и тем, что кара небесная за такое преступление не последовала. Миллиарды телезрителей, наблюдающие прямую телетрансляцию, замерли в тупом ожидании.

Даниил молчал. Он ждал, ждал и ждал. И вот первый робкий шепот пронесся по рядам. Люди ожили и стали активно обсуждать услышанное, сначала настороженно, а потом все смелей и смелей признавая справедливость услышанного. Действительно — рожать перестали, а о строительстве Храма ничего и не слышно. Сидящие у телевизоров поддержали общее настроение, возмущаясь поведением приближенных и отсутствием прежнего греховного веселья.