Брат не жил в Кертодольской крепости уже года три, а заметки остались. Мама не добралась до них. Наверное потому, что никогда в жизни не открывала ни одного пособия по военному делу. Я улыбнулась тому, что Филлипп перенял от папы эту привычку. И пускай заметка была скорее шуточной, чем понравившейся брату, мысли о нём меня согревали.
Часть 2 - Поиски. VII
Карин нашла меня в королевском саду, в который я пришла погреться на солнышке и послушать пение птиц. Читать мне было сложно, мысли еле ворочались, и ни одна книга не могла увлечь меня достаточно, чтобы я прочитывала в ней больше одной страницы. Работать с дневником Сэра Дардиона было проще, вести свой — тем более. Но я пообещала, что не буду работать сегодня, и изо всех сил старалась сдержать своё слово.
— Я сегодня пропустила утреннюю тренировку, — потянувшись, сообщила мне Карин. — А ты? Удалось поспать?
— Д-да… — соврала я. — Вот, пришла сюда только что.
— Надо бы… ещё поспать, — протянула девушка, зевнув посередине фразы.
Я улыбнулась.
— И тебе тоже надо. Всё ещё выглядишь неважно.
— Возьмёшь меня на тренировку?
— О, ты хочешь составить мне компанию?
Кивнув, я встала, и через четверть часа мы уже обе переодевались в лёгкую тренировочную броню. Движения и удары — особенно пропущенные по лицу и плечам — взбодрили меня. Карин никогда не била меня всерьёз, но в рукопашном бою девушка была настолько искусна, что могла совершать скоростные атаки, едва меня касаясь. Я только и успевала, что чувствовать случайные прикосновения бинтов и ветер от пролетающих в паре миллиметров от моего уха кулаков. В сравнении с ней я всегда была заторможенной и хиленькой, но иногда и мне удавалось задеть Карин. Пару раз я случайно оцарапала её шею или предплечье, не ожидая, что действительно коснусь девушки, а в особо удачные дни, бывало, могла даже обезоружить воительницу в схватке на шпагах.
Единственное, в чём мы с Карин были равны — это стрельба из лука. Она недолюбливала это оружие, и поэтому тренировалась с ним гораздо меньше, что в итоге сказывалось на результатах. В шуточных турнирах, что устраивали мы с братом и некоторыми оруженосцами, я иногда занимала первое место за непревзойдённую точность стрельбы. Иногда я подозревала, что Филлипп или Карин поддаются мне, а оруженосцы просто не смеют стрелять лучше королевских особ, но побеждать всё равно было приятно.
После тренировки один из помощников встретил меня во дворе и попросил разрешить их спор насчёт трав. Всего лишь травы — работы касаются очень слабо. Карин не стала делать мне никаких замечаний и просто последовала за мной в оранжерею.
Я помогла двум бывшим ученикам Сэра Дардиона разобраться с кизилом (один из мужчин при этом сказал: «Я же говорил!») и осталась в теплице, провожая их взглядом. Не зная, что мне делать дальше, я принялась срезать анис. Карин молча наблюдала за мной.
— Не похоже на букет для спальни, — всё-таки сказала она.
— Повешу сушиться, и тут же выйду, — пробормотала я, направляясь к единственному месту в замке, которое по-настоящему считала своим. Я там главная, и никто не посмеет меня выгнать. Даже Карин.
Пройдя во внутренний двор, в котором мне была знакома каждая травинка, каждый камешек, я удивилась: возле моей лаборатории стоял Сэр Равалон и, похоже, ждал нас.
— Отец? — обратилась к нему Карин. Она тоже не понимала, почему он здесь.
Я отдала корзину с травами стражнику и попросила поставить её на мой стол.
— Я не хочу мешать тебе работать, Орфелана, и могу подождать, если ты сейчас занята, но что-то подсказывает мне, что дело срочное.
— Что случилось, Сэр Равалон? — спросила я.
— Один крестьянин сдался нам, утверждая, что попробовал запретные сладости рая. И попросил запереть его, удержать в темнице от греха.
— Э-э...
— На его одежде заметили скверну.
— О, Создатель, — проронила Карин.
— Где он сейчас?
— Сидит в коридоре, — ответил Сэр Равалон. — Мы не знали, куда его деть. Вдруг он будет кидаться на других заключённых? Или пообращает их всех в дедров? Я не знаю…
— Вы правильно поступили, — сказала я. — Могу я его осмотреть?
— Да, конечно.
Отец Карин посторонился, пропуская меня в мою же лабораторию. В коридоре, на каменном полу, покрытом копотью от недавних костров, которыми мы выпаривали скверну, сидел молодой мужчина, закованный в цепи, а над ним стояли четыре стражника.
— В кабинет его, — приказала я, и мужчина поднял на меня свои покрасневшие, как от пыли, глаза. Его лицо перекосилось, на краю рта появилась слюна, а глаза лихорадочно загорелись. Я вдруг поняла, что он рад видеть меня, подобно дворовому псу на привязи, к которому вышел хозяин, чтобы приласкать его и покормить.
Крестьянин подался в мою сторону, споткнувшись на ровном месте, но стражники одёрнули его за ошейник и кандалы так сильно, что он повалился обратно. Мужчина пробормотал: «простите», и воины завели его в комнату, крепко держа под локти. Он не был агрессивным. Пока ещё не был.