Апокалипсис в мировой истории. Календарь майя и судьба России

Будущие «живокольцовцы», бывшие кумиры Визбор и Попов, Боннэр и Никитины, Станкевич — Макаревич, спели, и… по домам. Сокрушаться, что ничего не закрепилось, что партия похожа на тусовку и тусовка — на черт знает что, не оставит «обществу и государству»… («Орби эт Горби»)ничего структурно-объединительного.

Яростный поток раскаленной манной каши смел-таки все преграды из железобетона без железа.

А в итоге — ничья, за которую никто не начислит очков.

— Вы правы, что валили то, что все-таки свалилось.

— Вы правы, что разгоняли тех, кто все-таки разбежался.

«Активный участник» несанкционированного концерта на сырой поляне, 25 минут от платформы Аникеевка (35 минут от Черноголовки, 15 минут от Жаворонков) в умереннотерновом венце, влекомый из комитета в «комитет», из отдела на бюро, — и комсомольские ряшки в Кремле. Читают стихи начальства и поют, поют перед ним: «птица счастья завтрашнего дня, выбери меня, выбери меня» (что для съезда, имеющего в повестке дня еще и «кадровые вопросы», смотрелось… смелей самого смелого стриптиза).

КПСС — КСП. Съезд — слет.

Хотя именно на съезды с икрой в буфете — слетались, а на слеты с дождем на поляне — съезжались. И величественные финальные гимнопения:

Милая моя — проклятьем заклейменный.
Где в каких краях — разум возмущенный…

А теперь, Иващенко, Васильев, Бичевская, Шаов — самые заслушанные в моей коллекции. Сказал бы по-старому — самые «затертые», если б эти лазерные круглые зеркальца могли бы хоть чуть «затираться», но бесстрастная японская техника, отцифровывая все подряд, ушла так далеко от реалий нашего винила. Чувствуешь себя словно далеко заброшенный астронавт, среди всяких киборгов и зеленых человечков со своим небольшим закодированным запасом земных эмоций. Таким я примерно вижу Серегу, набивающего CD-чейнжер своего «Лексуса» — Высоцким, Мищуками, Новеллой Матвеевой, и… педаль в пол. А в моих наушниках: Михаил Щербаков, Владимир Музыкантов в пронзительном и элегантном исполнении Лидии Чебоксаровой.

И хотя наши лучшие «рокеры», Гребенщиков, Шевчук, Чиж, Умка (Герасимова), в интервью на вопрос «о влиянии» все время говорят о «Битлз», (и, по-моему, недоговаривают о «Роллинг Стоунз»), главное, что в самом конечном счете отличает их от тех же ВИА (которые на сегодняшнем «аппарате» тоже звучали бы не так убого), — это их читательская, авторская, причастность к русской поэзии. Ну и дух КСП, выражавшийся не только в любви к живому слову, но еще и в немного отстраненном, ироничном отношении к власти, к деньгам, к власти денег…

В общем, англоязычная музыка, как мотор контркультуры значила гораздо больше, чем можно представить это сейчас, больше всех других «икон потребления», хотя и делила порой лавры в тех перемежавшихся лозунгах: «Джинсы победили СССР!», «Рок-музыка победила СССР!»

Те упоминавшиеся, пересчитанные «островки» в англоязычном музыкальном океане для меня и многих, кого я знаю, превратились, можно сказать, продолжая линию высокопарных сравнений — в континенты. Более всего меня радует итоговая незаметность этих изменений, безо всяких там «…и с того дня я стал», «…и проснувшись, я понял…». Органичность, надеюсь.

Эти подвижки в музыкально-вкусовых пропорциях (я по-прежнему чувствую необходимость обоснования их, вообще — упоминания в историческом памфлете), сигнализируют об одной интересной тенденции. Думаю, всем известны обвинения нынешних властей, преимущественно с левого фланга, в том, что они ведут капитулянтскую политику, не противостоят культурно-идеологическому давлению Запада. Или не замечают вообще этой духовной агрессии. Яабсолютно согласен с тем, что такое культурно-идеологическое давление имеет место — речь только о способах противостояния.

Уже говорилось о гонке вооружений, о соревновании «меча» (средств нападения) и «щита» (обороны), об «асимметричных ответах», когда 50-миллиарднодолларовые американские угрозы наши засекреченные гении парировали 5-миллионнорублевыми ответами. Теперь приведу и еще один поразивший меня коэффициент тогдашнего противостояния, по-моему, очень недооцененный. Оказывается, подать радиосигнал на определенную территорию стоило в 3 (три) раза дешевле, чем заглушить его на ней. То есть, нам глушить «вражьи голоса» стоило в три раза дороже, чем им их — издавать, вещать… Просовывать «в нашу клетку» нехитрый, в общем, свой «бутерброд»: полчаса рок-музыки, десять минут пропаганды.

Как жестко вписывается в то «уравнение с неизвестным числом неизвестных», коим я описывал «холодную войну», этот железный коэффициент 3 (три): «Не можешь ответить, не знаешь чем? — плати троекратно!»