Апокалипсис в шляпе, заместо кролика

– Ну, я тебе сейчас устрою. – Немного разозлилась Клава на этого бесчувственного Тёзку, который, наверняка, там, в гостиной, без задних ног рядом с диваном, на полу лежит (это он так себя оправдывает, типа я и до дивана дойти не смог, до подхода к нему, свалившись), в носовые дырочки сопит и нисколько о ней не думает. С чем она, не забыв посмотреться в зеркало, откуда она так хорошо выглядывала, направилась на выход из спальни, по выходу из двери которой, у неё ещё оставались надежды на благоразумие Тёзки, сумевшего добраться до двери их спальни и свернуться здесь в клубок (холодно ему бедненькому и такому несчастному).

Но, видимо, Тёзка потерял вчера все остатки здравомыслия, раз его здесь нет, и как теперь уверенно Клавой думается, то он и не думал вовсе, пытаться подняться к ней. – Сама, если это ей надо, ко мне спустится. – С неимоверно хамоватым видом, со всей своей самонадеянностью, вот так, на всё пространство дома прокричал Тёзка, свалившись на диван, как это сейчас представилось Клаве, смотрящей сверху на лестничный спуск. – Ей всяко это легче сделать, чем мне, поднимаясь. А я не нанимался, между прочим, совершать такие восхождения. И всё лишь для того, чтобы кому-то там, наверху, польстить её самолюбию. И у меня тоже, если что, есть гордость и уважение к себе. Так что, дорогая, соизвольте оставить вашу гордыню при себе, и немедленно спуститься ко мне сюда, как того я, глава семьи и отныне её кормилец, требую! – Здесь Тёзка, дабы подчеркнуть свою решимость быть отныне непререкаемым авторитетом и главой семьи, размахивается кулаком, чтобы им убедительнейшим для всех образом врезать, а может и треснуть по столику.

Но, видимо, в нём ещё существовали сомнения и некоторая нерешительность, так называемое слабоволие, раз он мимо столика промазывает и, притянутый за руку физическими законами, летит на пол. Где уперевшись лбом в пол и завершает своё сознательное пребывание в этой части пространства и времени суток, принявшись храпеть. А Клаве значит, не спи всю ночь и ворочайся на кровати под эти ужасающие звуки его храпа. Ну а то, что это немного не соответствовало действительности, и Клава, если и ворочалась на кровати, то только для того чтобы весь комфорт кровати ощутить собой под собой, а так она спала, как убитая, то об этом необязательно знать тому, кто заслужил в её глазах непрощение за свой не выспавшийся вид. Да-да, именно так она выглядит не выспавшись. А если Тёзка посмеет заметить, что она слишком хорошо для этого выглядит, то за такую свою невыносимую придирчивость можно получить на долгое время ссылку на диван в гостиной.

Но к удивлению Клавы, так и сяк прислушивающейся к тому, что там внизу происходит, оттуда вообще никаких шумов не доносится. А что уж говорить о том, чтобы там на весь дом храп стоял.

– Может ему интуиция подсказала проснуться? – всматриваясь в самый низ лестницы, задалась вопросом Клава, считая, что только так и должно быть, если их сердца бьются в унисон, а не порознь. – Вот он замер в себе, боясь выдать себя хоть каким-то движением. И сейчас крутит головой по сторонам с испуганным лицом, пытаясь понять, где он и что тут происходит, и что я дурак такого вчера натворил?! – На этом месте Клава снисходительно улыбнулась так, что её можно было заподозрить в желании многое простить Тёзке и не слишком сильно его наказывать. – Пусть денёк походит виноватым, а я с этой его виной буду с суровым видом смиряться как мне этого будет хотеться. – Решила Клава и начала свой тишайший спуск вниз, чтобы раньше времени не обрадовать Тёзку своим появлением. А то он приготовится к встрече с ней и по его лицу сразу и не поймёшь, как он рад этой встрече.

А тут раз, и я к полной для него неожиданности перед ним появляюсь, – а он в этот момент захотел поковырять в носу или зевнуть, – и он в этом полушаге, в полнейшем для себя неудобстве, застывает в этом положении, и не зная, как теперь быть. А Клава, конечно, сделает удивлённое, с укоризной в глазах лицо, – вот значит как, зевая, меня встречаешь, – и резко отвернув от него голову (типа видеть тебя после этого не вижу смысла), пройдёт очень рядом и мимо него на кухню. Чтобы там грохотом посуды подчеркнуть, как он ей глубоко безразличен и противен. А когда первая минута напряжения, сопровождаемая грохотом посуды выйдет, то Клава с бесконечно несчастным видом выйдет из кухни со стаканом под завязку наполненным водой, затем после внутренней борьбы посмотрит на этого неисправимого преступника, Тёзку, своим пренебрежением оскорбившего её в самых сильных и лучших чувствах, и трагическим голосом, со своими срывами, спросит его. – Пить будете?

– Угу. – Виновато бурчит в ответ Тёзка, глядя на Клаву исподлобья.

– Тогда берите. – Говорит Клава, протягивая стакан с водой Тёзке, вслед потянувшийся к ней с протянутой рукой.

– Я добавила в него лимончик, чтобы вам было не так скверно освежаться. – Отпуская руку от перехваченного рукой Тёзки стакана, сказала Клава, только искоса поглядывая на полное благодарности лицо Тёзки.