Сегодня же, как только зашёл в гараж, Фома сразу понял: с приятелем что-то случилось. Самогонщик сидел мрачнее тучи, сгорбился сильнее прежнего, задумчиво смотрел в одну точку. На вопросы Фомы "что стряслось" не отвечал. Тогда сосед решил: вероятно, "лекарство" поможет. Громила взял со стола бутыль, налил полные стаканы. Пенсионеры молча выпили не чокаясь. Потом ещё. После второго стакана Петрович внезапно вздрогнул всем телом и будто ожил. Словно током его ударило. В видавших жизнь глазах появился уже много лет отсутствовавший огонёк. Петрович резко встал, выпрямился, словно помолодел лет на тридцать. И продекламировал:
– Я знаю, что делать! Они думали, если деревню убить, то и мы умрем! А я-то живой! Живой! И родное село умертвить не дам!
Вдруг он очнулся, взглянул на Фому. И сосед отчётливо увидел в глазах Петровича сумасшедшее пламя. Фому это немного напугало. Хозяин гаража торжественно заявил:
– Наливай, дорогой друг! Сейчас мы с тобой выпьем за новое рождение деревни Берёзовка!
Мужики выпили ещё по стакану. Хорошо захмелели, и Петрович наконец-то поделился с озадаченным Фомой своей болью – как он устал наблюдать, что всё вокруг так быстро хиреет. Здоровяк согласился с ним – обидно за родной край. Получив одобрение Фомы, Петрович продолжил свои размышления вслух: нужно-де не ждать чудес от властей, а самим восстанавливать, возвращать к жизни село. Пенсионеры хлопнули ещё по стакану. Фома стал плохо соображать, но во всем соглашался с приятелем. Тот продолжал: нужно с чего-то начать, с малого, например, с ремонта дороги на их улице. И в этом деле ему потребуется помощник, одному тяжело, да и возраст даёт о себе знать. Фома кивал поплывшей головой. Согласился помочь приятелю и поддержал его заключительной пьяной речью. Шатаясь, он поднялся и прокричал размахивая кулаком:
– Правильно, Петрович! Хватит! Натерпелись от их, кровососов! Вот где они у нас будут!
После пламенного выступления Фома грохнулся наземь и заснул. А утром, проснувшись на стареньком диване в гараже Петровича и преодолевая дикую головную боль, он смог вспомнить только то, что его сосед давеча вечером был чем-то расстроен. Громила поднялся на ноги, и угнетаемый таким же большим, как он сам, чувством стыда, постарался проскользнуть домой, не попавшись на глаза Валентине.
День Фома отлёживался дома, болел, смотрел по телевизору "Тайны следствия". А следующим днём, выйдя во двор, заметил у Петровича на усадьбе оживление. Сначала крики. Судя по всему, сосед ругался с женой Валей. Фома подошёл к забору и увидел их. Шумели кроны берёз на ветру, слов было не разобрать, но он понял, что Валентина пытается убедить мужа в чём-то. Тот качал седой головой, не соглашался. Затем не вытерпел, прокричал на неё матом. Валентина закрыла ладонями лицо, заплакала, убежала в дом. В этот момент у ограды Петровича зарычал трактор. В прицепе на бортах сидели мужики, а посередине между ними стояла небольшая бетономешалка. Петрович нырнул в гараж, вернулся с большой бутылью самогона в руках. Ребятки сняли с кузова бетономешалку, поставили на землю. Получили алкогольное вознаграждение и отправились по домам. Петрович о чём-то потолковал с трактористом, запрыгнул к нему в кабину. Синий трактор зарычал, выплюнул из трубы чёрный дым, рванулся с места. Фома смотрел им вслед, видел, как машина с прицепом повернула в конце улицы на шоссе в сторону райцентра.
Ошарашенный Фома стоял у забора словно прикованный. И напугало его не движение, не внезапная активная деятельность соседа, а то, как Петрович выглядел. Только сейчас Фома понял, что он не видел таким своего приятеля уже несколько лет. Петрович будто помолодел, приосанился, забегал шустрее обычного. В глазах горел огонь человека одержимого. Из него била мощными лучами дикая энергия, способная смести любого. Это ужаснуло Фому. Копчиком он почувствовал, что сегодня их мирной спокойной размеренной жизни пришёл конец. Несколько минут он стоял оцепеневший и размышлял, что делать дальше. Затем оторвал от земли трусливую душу и отправился к Валентине.
Та сидела дома и лила слезы в три ручья, вытирая лицо уже мокрым носовым платком. Войдя в просторную светлую избу, Фома остро ощутил противоестественность происходящего. В таком ухоженном чистом доме, с хорошим ремонтом, большими светлыми комнатами, хозяйка должна была не выть как белуга, а петь песни Кадышевой и свежее парное молоко процеживать через марлю. Однако ж, Валентина ревела, причитая, какая она разнесчастная, и вопрошая Господа, за что на неё свалилось такое горе. Остановилась она, лишь увидев перед собой Фому. Пенсионерка вытерла слёзы и заикаясь, похрюкивая произнесла:
– З-дор-ов, Ф-ом-а…
– Здравствуй, Валя. Случилось чего? – с выпученными от страха глазами большой мужчина стоял поодаль от неё и боялся подойти.