Апокриф

У одного из рабочих столов, стандартно притиснутых к стеллажам с приборами, за спиною оператора, равнодушно следившего за комбинацией индикаторов и равномерным вращением бобин стационарного магнитофона, стоял некий господин среднего возраста, вполне ординарного вида, одетый в не менее ординарное штатское платье. Левой рукой он придерживался за спинку операторского стула, а правой – прижимал к уху один из наушников. Услышав, наконец, то, что было ему особенно нужно и важно, он вернул пружинную дугу с динамиками сидевшему за столом сотруднику, а сам отправился в свой кабинет. Там ординарный господин снял трубку служебного телефона и набрал необходимый номер. На том конце провода ему ответил другой (но также совершенно штатского вида) господин, находившийся на своем рабочем месте в одном из кабинетов другого здания несколько более яркой архитектуры (но тоже без вывески).

– Здесь колонель Книст. Слушаю.

– Господин колонель! Объекта повезли в госпиталь Северного дистрикта.

– Это уже окончательно?

– Полагаю да. Врач, прибывший с медкаретой, звонил с телефона объекта в приемное отделение и просил, чтобы к их приезду был рентгенолог.

– Отлично. Благодарю за службу, – удовлетворенно произнес в трубку колонель Книст и дал отбой.

Главное было сделано. Теперь можно спокойно и не вызывая ни у кого особенных подозрений добить террориста, задействовав секретного сотрудника в госпитале. С медицинской точки зрения все должно выглядеть безупречно. Сейчас Вагду столько уколов и вливаний назначат – только держись. Ах, какая замечательная, какая своевременная, какая опасная эпидемия!

* * *

Через четыре дня Гамед вызвал Тиоракиса на конспиративную встречу, благо организовать ее, не вызвав ни у кого особенных вопросов, двум студентам старшего курса одного и того же университета было проще простого: условный знак о случайной встрече в условленном месте в условленное время – и все.

Тиоракис с большой долей вероятности предполагал, можно сказать, знал, о чем пойдет речь. И не ошибся.

Они нашли друг-друга в кофе-баре университетской библиотеки. Очень естественное дело, – оба начали готовить материалы для магистерских диссертаций. Гамед выглядел подавленным.

Тиоракис играл безмятежное неведение.

– Позавчера в больнице умер Вагд, – почти обыденно сообщил Гамед.

«Ну-ка! Какие у меня там заготовки на этот случай? – понеслось в мозгу у Тиоракиса. – Так, так, так: я в предлагаемых обстоятельствах… Никакой экзальтации, никаких «ахов» и «охов». Вот я внутренне напрягся… Вот я немножко бессмысленно (нервно?), но тихонько постучал средним пальцем по поверхности низкого столика, стоящего между моим креслом и креслом Гамеда… Вот я поджал нижнюю губу и начал слегка защемлять между зубами и покусывать образовавшуюся на ней складку эпителия… Теперь отвожу взгляд влево, в сторону… Это, дескать, перевариваю новость… Так. Переварил. Теперь возвращаю взгляд на лицо Гамеда, как бы за подтверждением переваренного: действительно ли? Правильно ли понял? Получил молчаливый ответ: понял правильно. Отлично! Так… Убедился в реальности тяжелого известия… И теперь… вдох! Не скорбный, не отчаянный, а эдак, короткий с плотно сомкнутыми губами, через нос. Сосредотачивающий такой вдох: подводящий черту под отринутым и подчеркивающий твердое решение идти вперед… Каково?»

Отыграв весь этот этюд в течение десяти примерно секунд, расчетливо помрачневший Тиоракис спросил у Гамеда:

– Это слишком серьезно. Можно поподробнее? При каких, собственно, обстоятельствах он попал в больницу? Что там, в конце-концов: травма, аппендицит, огнестрел? Ну, не томи! Ты понимаешь, что все это может значить?

– Да нет! Не то! Все не то, что ты думаешь… – досадливо отмахнулся Гамед. – Полная глупость, Тиоракис, понимаешь? Вирусная пневмония. Редкий… этот, как его… Да! Штамм! Так у них, кажется, это называется. Во время осенней эпидемии три-четыре таких случая в городе почти каждый год случаются… Понимаешь? Невезение какое?

– Послушай, чушь какая-то, ей Богу! – снова вступил Тиоракис. – Я же с ним пять дней назад виделся: он здоров был, как бык! Какая пневмония? Когда он успел?

– Да вот бывает, оказывается… Я даже у наших, с медицинского, интересовался. Такая уж гадость… Индивидуальная реакция тоже много значит… А так – ураганный отек легких, и – привет! За сутки люди сгорают.

И снова Тиоракис показывает Гамеду небольшой этюд – «Раздумье»: опершись локтем правой руки на подлокотник кресла и касаясь большим пальцем виска, потирает четырьмя другими стиснутыми в последних фалангах пальцами лоб… потом медленно опускает ладонь вдоль лица, охватывает ею подбородок… Так, достаточно.

– Ты извини, Гамед, что я, при таких обстоятельствах… как бы это сказать… слишком по-деловому, что ли? Однако, и лицемерить не считаю нужным. Вагд крепкий специалист… В смысле – был. Но он мне не родственник и даже не друг. Изображать рыдания, извини, – не буду. Меня, действительно, дело волнует. Там точно ничего нет? Я же не только о своей безопасности пекусь. Сам ведь знаешь. Щипать нас стали сильно.