Апокриф от соседа

Голосовский Сергей

Апокриф от соседа

Апокриф от соседа

Многие скажут мне в тот день: “Господи! Господи! не от твоего ли имени мы

пророчествовали? И не твоим ли именем бесов изгоняли? и не твоим ли именем

многие чудеса творили?” И тогда объявлю им: “Я никогда не знал вас; отойдите от

Меня, делающие беззаконие.”

Евангелие от Матфея 7, 22-23

В начале мира было слово Бога,

И до начала не было начал,

И мира не было, и не было ни слога,

Ни буквы даже, и Господь молчал.

О как же мы несчастны и убоги!

В нелепых, злых, уродливых мирах

Сгорают нами же придуманные боги

На нами же разложенных кострах.

Ни хлеб испечь, ни отварить коренья;

Сырая падаль - тошнотворный пир! -

Лишь для того горят последние поленья,

Чтоб стал золой солгавший нам кумир.

Мы вновь отринем мудрые вериги,

Мы не падем перед Всевышним ниц.

И нам не обрести в скрижалях вечной книги

Почетный плен пергаментных страниц.

В который раз незрячий рай увидел,

Где ждет несчастных адских врат капкан,

Опять возносится над вечным храмом идол

И в жертву крови жаждет истукан!

В конце концов, как тягостное бремя,

Он скинет прочь материи клубок.

Замолкнет снова он и остановит время,

Единый наш, наш одинокий Бог!

Прошло ровно десять лет со дня трагической гибели Алексея Матвеевича

Феофанова, и настало время мне выполнить его последнюю волю.

Обстоятельства его смерти были странными и почти мистическими. Мы были

просто соседями. Два одиноких, старых, можно сказать, человека, мы жили в

большой запущенной квартире неподалеку от Савеловского вокзала в Москве.

Алексей Матвеевич был там старожилом, получив свою комнату еще в середине

пятидесятых, а я в восемьдесят третьем году поменялся из подмосковных Химок, где у меня была своя однокомнатная квартира на пятом этаже хрущевского дома. Но

с моими больными ногами мне стало тяжело и подниматься на пятый этаж без лифта, и ездить по полтора часа на работу в Московский институт инженеров

железнодорожного транспорта, в котором я долгие годы преподавал теоретическую

механику.

Мы с Алексеем Матвеевичем были нетипичными соседями. Мы не только не

подсыпали друг другу в кастрюли соль, но частенько попивали вдвоем чаек на

кухне, с удовольствием общаясь между собой, а порой и засиживаясь до глубокой

ночи. Нам было хорошо и спокойно вдвоем. Еще две комнаты в нашей квартире

практически всегда пустовали, они были опечатаны домоуправлением, как

аварийные, а весь дом грозились из года в год поставить на капитальный ремонт с

выселением. Как Алексей Матвеевич, так и я очень боялись этого: такое выселение

означало бы для нас переезд в какую-нибудь новостройку на окраине Москвы. Даже

сами названия районов - Братеево, Жулебино, Бибирево - вызывали у нас

решительное неприятие.

Оба мы с соседом работали близко от дома - я, как уже былосказано выше в

МИИТе, а онв издательстве “Молодая Гвардия” на Сущевской улице. Мы уже строили

планы, как будем менять свое будущее жилье назад на район Новослободской и

снова попытаемся поселиться вместе.

Но судьба нас хранила, и власти так и не нашли денег на ремонт и

переселение. Только четыре года назад какой-то “новый русский” весь в золотых

цепях, крестах и перстнях с каменьями приобрел целиком эту коммуналку, а мне, единственному обитателю, купил однокомнатную квартиру в почти что новом доме

рядышком, в Тихвинском переулке. И я благодарен судьбе, что закат своей жизни

встречаю в тепле и уюте, но… чувство тоски и одиночества не покидает меня с

тех пор, как не стало рядом моего соседа и друга.

Как я уже сказал, Алексей Матвеевич был переводчиком. Я даже не могу сказать

точно, сколько языков он знал. Однажды, увидев у него на столе Коран, я спросил

его, неужели он знает и арабский? Алексей Матвеевич испуганно и удивленно

замахал руками:

- Что вы, что вы, конечно, нет. Я же никогда не занимался арабским, на нем я

только читаю!

Еще совсем молодым человеком Алексей Матвеевич был переводчиком при

иностранных официальных делегациях. В 1937 году он сопровождал в поездке по

СССР Лиона Фейхтвангера и присутствовал при его встрече со Сталиным. И очень

часто вспоминал фразу, сказанную усатым людоедом писателю: “Вы, евреи, создали

бессмертную легенду, легенду об Иуде”. Если мне не изменяет память, Фейхтвангер

цитирует эти слова Сталина в своей странной книге “Москва 1937”.

Мы обсуждали с ним почти все мыслимые темы, но к одной возвращались чаще

других. Алексей Матвеевич часто рассуждал о возможности “богодухновенных”

писаний и произведений искусства вообще. Алексей Матвеевич собирал всевозможные

рассказы и предания о пророческих снах, случавшихся у прославленных святых и

безвестных юродивых. Он утверждал, будто великие иконописцы на самом деле лишь

обводили своей кистью изображение, уже сверхчувственно им данное ранее. Интерес

к этой теме я приписывал к числу естественных странностей характера моего друга

и до самого дня его смерти не относился слишком серьезно к такого рода его

рассказам, в том числе и к рассказу о событии, якобы имевшем начало в его

далекой молодости и, по мнению самого Алексея Матвеевича, составившем основной

смысл его жизни.