Совсем фантастично в Евангелии от Петра выглядит описание воскресения Иисуса. В новозаветных евангелиях сам момент воскресения совершается втайне: ученики видят пустую могилу, ангелов (ангела), возвещающих о воскресении, а затем им является уже воскресший Иисус. У Петра описаны все детали воскресения, и происходит оно на глазах многих свидетелей: сначала небеса раскрылись, и оттуда спустились два ангела (мужа), которые вошли в гробницу и вывели оттуда третьего, но не в прежнем, человеческом, а в фантастическом облике (голова его была "выше неба"). За ними шествует крест, причем с креста раздается ответ на вопрос, прозвучавший с неба: "Проповедовал ли Ты усопшим?" Описание воскресения не имеет параллелей в других известных нам евангелиях (не исключено, что какой-либо подобный рассказ входил и в другие не дошедшие до нас апокрифы). Но сама идея воскресения тела в преображенном виде не была чужда христианским группам. В Апокалипсисе Иоанна, наиболее близком к иудео-христианству произведении Нового завета, Христос также имеет фантастический облик. Он предстает в виде агнца "как бы закланного, имеющего семь рогов и семь очей" (5.6), которые символизировали семь духов божиих, т. е. воскресший Христос мог являться уже в любом виде, который не столько раскрывал, сколько намекал на истинную, непостижимую сущность его. В гностическом Евангелии от Филиппа телесное воскресение трактуется особым образом: "Ни плоть, ни кровь не могут наследовать царства божия". Согласно этому речению, плоть Иисуса - Логос, а его кровь - Дух святой (23).
Все описание воскресения Иисуса близко к апокалиптической литературе. Живой крест в этом рассказе - не просто фантастическая деталь. Крест сопровождает Иисуса на небо и в Апокалипсисе Петра, приобретая тем самым смысл сакрального символа {15}. Позорное орудие казни, столь часто употреблявшееся в реальной действительности, тоже преображается, становится "древом" жизни вечной {16}.
В самом конце фрагмента начинается рассказ о явлении воскресшего Иисуса его ученикам (или только одному Петру). Явление на Тибериадском море (озере) описано в ЕвангеЛии от Иоанна (21.1), но там оно не первое. У Луки подробно описывается явление Иисуса ученикам по дороге в селение Эммаус (24.13-15; ср.: Мк. 16.12), но, когда эти ученики вернулись и рассказали остальным, те в свою очередь сказали, что "Господь истинно воскрес и явился Симону" (24.34). Создается впечатление, что в этом случае в Евангелии от Луки, как и в описании суда над Иисусом, произошло объединение традиции, восходящей к самому раннему из синоптических евангелий (от Марка), и традиции, которая использовалась в Евангелии от Петра.
Итак, анализ содержания дошедшего фрагмента Евангелия от Петра указывает на то, что в основе его лежала древняя христианская традиция, использованная и в Новом завете; однако можно говорить и о существовании особой традиции, которая была связана именно с апостолом Петром и которая в канонических писаниях отражена только в отдельных упоминаниях. Автор Евангелия от Петра мог быть знаком с новозаветными писаниями, но мог пользоваться и какими-то другими источниками, какими пользовался и автор неизвестного евангелия, дошедшего во фрагментах на папирусе (см. выше). Однако эта древняя традиция была переработана в Евангелии от Петра в определенных вероучительных целях.
Если не пытаться разбивать дошедший до нас отрывок на составные части и не выяснять, какая фраза отражает какую традицию, то он производит впечатление цельного рассказа, развивающего две основные темы - тему манифестации чуда, манифестации божественности Христа, и тему вины тех, кто отдал его на мучения и не признал его, невзирая на эту манифестацию. В сохранившемся тексте нет темы спасения и искупления, столь важных в других христианских книгах; нет здесь и ссылок на пророчества, которые исполняются в судьбе Иисуса; единственная ветхозаветная ссылка, и то не вполне точная, относится к предписанию иудейского закона, который должны соблюдать иудеи. Божественность