Аполлинария Суслова

У нас все время стояла теплая погода, а сегодня после вчерашнего дождя стало прохладно. Я еще вчера купалась.

Поклон Анне Асафовне. Дети Ваши, верно, отсутствуют.

Ваша А. Розанова.

1903 г. 29 сент.

О результате жалобы Вам сообщу.

На конверте: г. Нижний Новгород. Б. Покровка, д. Кудряшевых-Чесноковых

Его Высокородию Платону Панфиловичу Иванову

Штемпеля: Севастополь Тавр Г 1903 30 IX.

Нижний Новгород 1903 3 X

А. П. Суслова-Розанова – П. П. Иванову // РГАЛИ. Ф. 224. Оп. 1. Д. 30.

Летом 1918 г. Василий Васильевич Розанов привез ко мне в Москву из Посада маленький тючок, развернул и сказал: «Вот это прошу Вас отдать куда-нибудь на сохранение. Сберегите. А после моей смерти отдайте моим детям». В тючке были, в больших незапечатанных конвертах, листочки, зачерненные мелким-мелким бисером его, единственного по нежной тонкости и по неразборчивости, почерка: продолжение «Уединенного». Я с радостью, не отрываясь, смотрел на это богатство. Но Вас[илия] Вас[ильевича] занимало что-то другое. Он рассеянно смотрел на конверты с листочками, почти не слушал, что я ему говорил, перелистнул какую-то книгу, лежавшую на столе, – и вдруг, решительно вытянув из внутреннего кармана пиджака какой-то запечатанный конверт, подал мне его и сказал:

– А вот это сберегите; когда умру, соберите Варю, детей, распечатайте – и прочтите им.

Я принял конверт: он был мят и грязноват.

Сказав то, что сказал, и вручив мне конверт, он ничего не прибавил в пояснение.

Все, что он просил, было исполнено.

Когда он умер, пакеты с листочками были мною переданы его семье, а запечатанный конверт я предъявил Варваре Дмитриевне, собрав Таню, Надю и Александру Михайловну в той маленькой комнате в доме Беляева на Красюковке, которая служила столовой и была рядом, дверь в дверь, с комнатой, где он умер.

Я распечатал конверт и выложил на стол все, что там было: две, помнится, небольшие записные книжечки в клеенке, два-три листочка, – и старое, пожелтелое письмо… Книжечки мы перелистывали: там были какие-то незначащие или нам показавшиеся такими записи, пометки делового характера, немало пустых страниц… Ничего в них не было такого, что объяснило бы их присутствие в запечатанном конверте, назначенном к посмертному вскрытию. Книжечки принесли недоумение. Зачем их было запечатывать? В это время Варвара Дмитриевна взяла пожелтелое письмо, – и только глянула – воскликнула:

– А! Вот это… – и протянула мне: – Читайте.

Я стал читать вслух. Почерк был Вас[илия] Вас[ильеви]ча, но несравненно четче, чем знакомый мне: было видно, что письмо, – или, точнее, то, что я читал, – было написано много лет назад…

Я читал – и дух останавливался.