Аполлон

Мощное прямоугольное туловище. Крепкие и быстрые конечности, легко сгибающиеся в сочленениях. Упругие и чуткие многопалые руки-щупальца… А как прекрасно смотрится кустик антенны на макушке, еще хранящий тепло конструкторских рук!

Конечно, со временем взгляды на красоту робота могут измениться техническая эстетика штука капризная. Но, как бы там ни было, не это, конечно, главное.

Карпоносов вздохнул. Он понимал, что ему не придется проследить весь путь Аполлона. Роботы такого класса, по компьютерным расчетам, смогут даже при предельных нагрузках – существовать долго, лет триста-четыреста. Столько пожилому конструктору не протянуть.

Все это Иван Михайлович понимал, но не об этом он думал сейчас.

– Сколько дел предстоит совершить Аполлону… И как важен для него какой-то общий принцип, которым он мог бы всегда руководствоваться в этих делах. – Он и не заметил, как вслух пробормотал эти слова.

Конечно, Аполлон будет обладать разумом, да и логики ему не занимать. Но здесь нужно еще что-то… А вот что именно?

Подойдя к пульту, Карпоносов протянул было руку к верньеру, чтобы включить биоритмы Аполлона, но тут же отдернул ее, словно обжегшись. Мысль, которая донимала конструктора в последнее время, начинала приобретать более четкие очертания.

– Аполлон, конечно, сумеет прокладывать тоннели в горах, взрывать породу, рыть шахты, добывать руду и уголь, конструировать машины заданного назначения, – продолжал рассуждать вслух Иван Михайлович. – Сможет, если понадобится, вести корабль по им же проложенному маршруту. Но догадается ли он ободрить капитана шуткой в долгом полете, когда до родной планеты еще много лет пути? Бросится ли спасать человека, внезапно попавшего в беду, даже если с точки зрения здравого смысла его положение кажется безнадежным?

Тут ведь одними командами да жесткой программой не обойтись, поскольку роботы серии «Аполлон» будут обладать правом выбора, автономностью в решениях: это необходимо для их быстрой адаптации в сложной, непрерывно меняющейся обстановке, когда логика подчас уступает интуиции, какому-то особому чутью… А откуда ему взяться у робота?

Чувств – вот чего будет не хватать Аполлону. Великая способность переживать, свойственная разумному существу! Способность испытывать, например, приязнь, сострадание. И тоску. И гнев. Только чувства в соединении с разумом, подумал конструктор, смогли бы правильно ориентировать действия робота, предоставленного собственной воле. Только они послужили бы ему надежным компасом в бурном море…

Иван Михайлович потер лоб. Итак, Аполлону необходимо привить эмоции, как садовник приживляет к дереву черенок. Только это поможет роботу отличить добро от зла в их человеческом понимании.

Впрочем, здесь есть и определенный риск. А вдруг привитые эмоции поведут Аполлона совсем в другую сторону, вдруг они отвлекут его от основных задач, которые необходимо решать? Вдруг компас в бурных силовых полях окажется неверным? Что тогда?..

И тут взгляд конструктора упал на неровно мерцающий, как бы пульсирующий светом шар, лежащий на лабораторном столе чуть поодаль.

Эврика!

Ученый в то же мгновение понял, что сногсшибательная идея зародилась у него еще несколько дней назад, когда они всей лабораторией ездили на озеро отдыхать. Правда, своей идеей Карпоносов ни с кем не поделился: уж слишком еретической она выглядела. А тут… кажется, сама судьба положила перед ним этот мерцающий сгусток.

Сквозь купол брызнуло, пробив невесомые по-апрельскому тучки, весеннее солнце, и шар на секунду вспыхнул, словно маленькое светило.

Это был блок, моделирующий человеческие чувства – те самые, которых, по мнению Ивана Михайловича, не хватало Аполлону, – радость и тоску, симпатию и неприязнь, любовь и ненависть.

Над блоком эмоций конструкторский коллектив, возглавляемый Карпоносовым, трудился давно, примерно столько же лет, сколько и над Аполлоном.

«Что ж, знаменательное совпадение, – подумалось Ивану Михайловичу. А что, если теперь же, немедленно, объединить, синтезировать обе эти работы?!»

Взяв в руки мерцающий шар, Иван Михайлович несколько мгновений держал его на весу. Принять решение было непросто: ведь блок эмоций, как и Аполлон, имелся в единственном экземпляре.

Вживить Аполлону блок эмоций можно, а вот обратно его заполучить, не повредив, не удастся. После того, как робот «оживет», блок эмоций соединится с ним, быстро срастется тысячами нитей – синаптических связей.

Да, это огромный риск – риск загубить Аполлона, швырнув его в безбрежное море человеческих чувств. Но разве не рисковал Христофор Колумб, пускаясь в неведомый путь? Разве не рисковал первый авиатор, отрываясь от земли? Разве не рисковал Юрий Гагарин, отправляясь в первый космический полет?

Без риска нет победы – этому учит людей весь их многотысячный путь.

Конструктор Иван Карпоносов не знал еще, что его отделяет только шаг от величайшего открытия в робототехнике, что Аполлон, обладающий человеческими эмоциями, даст начало бесчисленным ветвям – целым поколениям роботов, обладающих совершенно новыми, невиданными дотоле свойствами.