Аполлония

И в этот момент мама посмотрела на меня так, словно просила прощения. Она была яростной матерью, готовой наброситься на любого, кто отнесся бы ко мне дурно или неуважительно или заставил бы почувствовать себя не таким прекрасным существом, каким она сама меня считала. А ей пришлось смотреть, как мне связывают руки и затыкают рот. Читать мольбу в моих глазах и муку на моем лице, когда я наблюдала за тем, что они творят с моей лучшей подругой, которую я знала и любила с трехлетнего возраста. Все это убило мою мать задолго до того, как она умерла.

– Рори?

Я неподвижно стояла перед аудиторией физики малых частиц.

– У тебя потерянный вид, – сказал Бенджи.

– А с другими такого не бывает? – фыркнула я, отправляясь дальше.

Бенджи хихикнул, когда я проходила мимо него:

– Что-то уж очень загадочно, Рори. Ты сегодня немножко в другом мире, да? Эй… да я пошутил… Рори!

Я протопала вверх по ступеням к свободной парте, и мой рюкзак упал с плеча на пол. Ледяные пальцы коснулись груди, чтобы нащупать запятнанные кровью концы волос, которых там уже не было. Когда необходимо было вспомнить маму, я дотрагивалась до волос, с другой стороны – я их сбрила как раз для того, чтобы забыть.

Забыть мою маму. Кто же так делает? Неужели для меня слишком тяжело сохранить то единственное ощутимое, что осталось от нее? Ведь мои волосы пропитала и ее кровь тоже. А я выбросила их в мусорный бак.

В последние три года День благодарения был для меня трудным днем, и я боялась сломаться. Да, денек предстоял тяжелый…

Профессор разъяснял новые главы учебника физики, а я дрожащей рукой делала совершенно ненужные заметки на полях, сама не понимая, что пишу. К концу лекции моя тревога стала нестерпимой.

Кабинет доктора Зорбы был в этом же здании, я промчалась мимо студентов, думая лишь о том, какое почувствую облегчение, увидев его сидящим в уродливом и потрепанном оранжевом кресле. Кресло жило здесь с начала работы доктора Зета в Кемптоне, то есть – уже тридцать лет.

Я ворвалась в кабинет без стука и плюхнулась на стул, успокаивая дыхание. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Вдох… выдох. Вдох… выдох.

– Трудное утро? – спросил доктор Зет, продолжая что-то писать на листе.

– Она так нужна мне сегодня.

– Я же говорил – не отрезай волосы.

– Слишком поздно.

Совладав с дыханием, я заметила, что по другую сторону письменного стола доктора Зета кто-то сидит на вращающемся стуле. Это меня ошеломило и смутило, а потом смущение перешло в гнев.

– Что ты тут делаешь?

Сайрус не ответил. Просто наблюдал, как мой взгляд мечется между ним и профессором.

– У нас была назначена встреча, – объяснил доктор Зет.

– Насчет исследований? – спросила я. – А почему меня не позвали?

Доктора Зета это ничуть не задело.

– Ты слишком устала, Рори. Успокойся, а потом поговорим.

– Но вы не могли знать, что у меня будет тяжелое утро. Оно не имеет отношения ко встрече по поводу исследований.

– Это ты решила, что разговор – об исследованиях, – возразил профессор обычным низким и спокойным голосом. – Не забывай, Сайрус тоже мой студент. У нас есть и другие темы для разговора.

– Он не Сайрус. Он просто Сай, – брякнула я.

Оба весело уставились на меня.

– Он сам это сказал, – пояснила я, махнув рукой на Сая.

Неужели Сай не дал профессору знать, что предпочитает короткое имя?

Доктор Зет смотрел на меня, ожидая, что я наконец приду к какому-то выводу.

– Ладно, – кивнула я, злясь все сильнее. – Полагаю, мне лучше уйти, чтобы вы закончили разговор.

– Сиди, – ответил доктор Зет. – Мы уже закончили. И можем поговорить о наших исследованиях, раз уж вы оба здесь.

Я поудобнее устроилась на стуле, довольная предложением.

Доктор Зет продолжил:

– Я пришел к решению, что весь этот проект должен остаться между нами. Все данные следует занести в запароленные файлы, а записи на бумаге – пропустить через бумагорезку и отправить в мусоросжигательную печь.

Я склонила голову набок, наблюдая за профессором. Вид у него был строгий и даже суровый; таким я его никогда не видела. Он не шутил.

– И нам не следует говорить о них, – добавил Сайрус, – никому.

– Я что-то пропустила?

Доктор Зет скрестил пальцы и положил ладони на стол.

– Я получил несколько электронных писем от доктора Фентона Теннисона. Он работает в ЦРУ, в комитете по науке, связан с военным руководством и высшими чиновниками. В некоторых кругах этот комитет известен как «Великая дюжина». И его… интересует наш образец.

Я выпрямилась:

– Значит, слухи не лгут?

Доктор Зет вздохнул:

– Похоже, что нет, и для нас это плохая новость.

Я уже слышала от доктора Зета о докторе Теннисоне, а еще раньше о нем говорил отец. Теннисона считали человеком непорядочным задолго до моего рождения, его с треском выставили из большинства научных сообществ. Однако он обладал блестящим умом, и некоторые исследовательские институты продолжали с ним сотрудничать – пока хватало сил терпеть его безумное поведение. После Теннисон исчез из поля зрения научного мира, и поползли слухи, что ему доверили высокий пост в ЦРУ.

– Значит, его интересует наш камень… он хочет его заполучить, – уточнила я.