Читаем Апология полностью

Апология

В заресничных лесахвидит зрячее место зряшное время всполошных прогулокв молочных прогулахмороза-наркоза,гребя все в себя,загружена жизнь, такой как была:переулок, гребни снежные крыш, голослимонного цвета (нам светила луна из темна),степь убитых сугробов,впечатавших обувь,повадки подошв, брошки подковоксапожек не по погоде,их удлинненую дрожь и качанье,цепкий кобальттеней синеватых,где печальный Пушкин бульварныйсмотрит на лунки, голубиные лапки, клевер кошачий, парный,снежные дюны, рельефы улиц — ожило там, где тепло, куда холодзаявляется под Рождество и то ненадолго,и гулит капель-карамель, а двадцать шестоговыбрасывается отслужившая елка.

18 окт. 95

x x x

Закатились на небо травяные колеса лугов.Слышишь наркотический шорох расступающейся зелени.Сколько клевера в мокрых гимнастерках полеглозвездами, пуговицами, розовыми затылками в землю.Сам не больше куста. В резиновых сапогах.Товарищ божьих коровок, бабочек, щавеля.Тебя толкает, пружиня в заплетающихся шагах,прокладывающих траншеи, мелькающая земля.Сверкают голенища, в приклеевшихся к нимтычинках, пестиках, трухе, пыльце.Облепляют коленки мокрые пузыри штанин.И взрослые люди воздвигаются на крыльце.Машут руками, но тонут в высокой волнетравы, захлестывающей с крышей дом,с окошками, слепнущими на зеленом дне,за которыми мы живем, живем…

22 марта 95

* В НАДЛЕЖАЩЕЕ ВРЕМЯ *

В надлежащее время
РЕКВИЕМ на смерть Иосифа Бродского

I

На светотени мёрзнущих плечах,на зимнем дне в зажмуренных очахи сне его — не раскачать, не сдвинуть:любой рычаг погнётся — прислоник вступающему в наши дниотсутствию, к его непобедимойчугунной хватке — крепче дланей нет —на всём теперь, как снегнетающий — его исчезновенье,касается ладонь вискаи затухает резкого свисткасверлящая команда к отправленью.Он входит в переполненный вагон.Вокруг него таких же легионс остывшей кровью. Сомкнутые веждыи переполненность не делает помех,а места — ровно столько же для всех,как до него, до них и прежде.Пространство в этом худшем из миров,в которое все наподобье дроввносимы — расширяется всё больше,и отсвистев к двенадцати часам,кондуктора, не склонные к слезам,флажками в божьей шевелят пороше.Не говорю ему «усни», и такон спал — и он не подал знакнам явственный, но выйдя вон из простынь —прошёл над крышами, неслышно, как звезда,на тот тупик, что мерно поездапо снегу в выдышанный отсылает воздух.