Апология Авена

Так и у собаки Авена, услышавшей слово «пионер», подсознание «толкает вверх… правую руку и сгибает ее в локте: «Всегда готов!»

Скептики вновь могут предъявить мне претензии: откуда у собаки рука, ведь у нее, как известно, не руки, а лапы. «А как же человек-собака Олег Кулик?» - скажу я им в ответ, - «Ведь у него тоже руки, а он все равно собака». Кроме того, приходится с горечью признать, что в, казалось бы, безупречную родословную собаки Авена затесались бесноватые коричневые псы, жившие в семье доктора Геббельса.

Из чего это следует? Из неискоренимой привычки к выполнению старых команд. Геббельс, как многие помнят, говорил, что при слове «культура» его рука тянется к пистолету. То же самое делали и его домашние собаки, выученные самым невероятным трюкам в спецпитомнике при «Анэнербе». Когда провалилось покушение на Гитлера, и не хватало палачей для расправы с его организаторами и участниками, Геббельс даже использовал своих собак для ликвидации кадрового дефицита: он заставлял арестованных, выстроенных во внутреннем дворе тюрьмы, кричать слово «Культура!», и находящиеся тут же собаки мгновенно открывали по ним интенсивный огонь.

Вот и собака Авена, чуть только заслышав рассуждения, которые не устраивают ее хозяина (например, о невозможности нормального существования в современном российском мире и грядущей революции), сразу начинает ощущать пробуждение генетической памяти: «Тут уже моя рука тянется к пистолету», - вынуждена признать она… И уж совсем страшно представить, что вытворял (а может, и продолжает вытворять) со своими четвероногими друзьями Виктор Степанович Черномырдин. Если собаку нужно подбадривать фразой, воплощающей экзистенциальную безысходность и отсутствие выбора («Это надо, песик, и это нужно!»), то как-то не хочется и думать, что ей, бедной, предстоит. Остается надеяться, что Виктор Степанович все же находит потом хоть какие-то слова утешения («А кому сейчас легко?», «Ну вот, а ты боялась!», «Со временем привыкнешь!», «Постепенно тебе это понравится!», «Ты думаешь, я тебя просто так кормить буду?» и т.д)..

Теперь о мировоззренческой позиции, воплощенной в содержании первого в отечественной журналистике собачьего текста. Она примитивна, как лексикон Шарикова и ницшеанские классификации Родиона Раскольникова. Есть два разряда людей: просто люди и люди, которые смогли стать Петром Авеном. Чем отличаются авены от «двуногих тварей миллионов»? Грубо говоря, тем, что у них хватает денег на «Бриони», а у просто людей, увы, не хватает. Почему не хватает? Потому, что они, в отличие от авенов божиих, обделены талантом и не занимаются «ежедневным трудом на пределе своих возможностей». Легко догадаться, что это мерзавцы-бюджетники: ученые, врачи, учителя, преподаватели вузов, работники государственных предприятий, библиотекари, воспитатели детских садов и прочая ленивая шолупень (как эту многочисленную мелкую сволочь, которой заботливые авены создают «тысячи рабочих мест» и выплачивают стипендии, до сих пор носит земля, совершенно непонятно). Просто люди делятся, в свою очередь, на два подвида.

Первый подвид - это те, кому не «западло» носить обычные костюмы, купленные в «социальных» магазинах «Единой России» и на рынках, заваленных китайско-турецким ширпотребом. Их, по всей видимости, авены считают «правильными» рабами, которым и дальше будет дозволено терпеть и мучиться. Второй подвид - это «неправильные особи», подобные Саше Тишину; революционеры, до которых еще не «дотянулись» собачьи руки с пистолетом.

«Неправильных» очень легко узнать в толпе: они принципиально не стирают носки, редко моются, носят заштопанные свитера в масляных пятнах, пьют дешевую водку, дерутся, терзаются неудовлетворенными амбициями, ненавидят радостных, веселых и оптимистичных авенов, питают отвращение к любым формам труда, обожают «страдать», митинговать и выступать на партийных собраниях (словом, вызывают полнейшее омерзение). Как уже было сказано, путь у них один - под пули дрессированных собак (и чем скорее, тем лучше).

Зато первому подвиду простых людей милосердные авены даруют целостную жизненную программу, соблюдение которой гарантирует попадание в специальный рай для бедняков; в нем усопших рабов наконец-то помоют, причешут, опрыскают одеколоном и оденут в костюмы «Бриони».

Эта волшебная программа, с одной стороны, подозрительно напоминает рассуждения Довлатова о важности лишь собственных проблем, а с другой, - превращает известную поговорку («Каждый мужчина обязан посадить дерево, построить дом и вырастить сына») в тактику повседневного существования.