Апология капитализма

Здесь беззастенчиво обнажаются смысл и цели антимонопольных законов — единственный смысл и цели, какие эти законы могут иметь, каковы бы ни были намерения их авторов: наказать талант за талантливость, наказать успех за успешность и принести плодотворный гений в жертву требованиям завистливой посредственности.

Если приложить этот принцип к любой производительной деятельности, если запретить умному человеку «использовать любую новую благоприятную возможность, как только она появляется», чтобы, не дай бог, не отбить охоту у какого-нибудь дурня или труса, который вздумает с ним соперничать; это будет означать, что никто из нас, вне зависимости от его профессии, не должен вырываться вперед, совершенствоваться, расти, поскольку личное совершенствование в любой его форме — будь то повышенная скорость машинистки, лучшая картина художника, повышенный процент исцеленных у врача — может отбить охоту у новичков, которые еще не принялись за дело, но рассчитывают состязаться с лучшими.

В качестве последнего, завершающего штриха я процитирую примечание мистера Нила к его отчету о деле «ALCOA»:

«Интересно отметить, что главным доводом, на основании которого экономические обозреватели бранили алюминиевую монополию, был именно тот факт, что "ALCOA" постоянно упускала возможности для экспансии и так недооценила спрос на металл, что на заре обеих мировых войн Соединенные Штаты испытывали острую нехватку производственных мощностей» .

А теперь я попрошу вас держать в голове характер, суть и реальные результаты антимонопольных законов,

пока я буду описывать кульминацию, по сравнению с которой меркнут прочие страницы этой отвратительной летописи: дело «Дженерал Электрик» от 1961 года.

Перечень обвиняемых по этому делу читается как список героев отрасли производства электротехнического оборудования: «Дженерал Электрик», «Вестингха-уз», «Оллис-Чэлмерс» и еще двадцать шесть компаний поменьше. Их преступление состояло в том, что они снабдили вас всеми незаменимыми удобствами и благами электрической эры, от тостеров до генераторов. Именно за это преступление их и покарали — поскольку они не могли снабжать нас всем этим и вообще заниматься бизнесом, не нарушая антимонопольных законов.

Против них было выдвинуто обвинение в заключении тайных соглашений по установлению цен на свою продукцию и в мошенничестве с ценами на торгах. Но в отсутствие таких соглашений крупные компании могли так сбить цены, что мелкие производители, не имея возможности с ними соперничать, разорились бы, в то время как те же самые крупные компании, согласно все тем же антимонопольным законам, угодили бы под суд по обвинению в «намерении монополизировать».

Процитирую статью Ричарда Остина Смита под названием «Невероятный электрический заговор» в журнале «Форчун» (апрель и май 1961 года): «Если "Дженерал Электрик" решит занять 50 процентов рынка, это нанесет смертельную рану даже таким сильным компаниям, как "Ай-Ти-И Секит Брейкер"». В той же статье показано, что соглашения по установлению цен не приносили выгоды «Дженерал Электрик», а напротив, наносили урон ее интересам, что, по сути, «Дженерал Электрик» оказалась в роли «дойной коровы», и ее руководство, зная об этом, хотело выйти из «заговора», но оказалось в безвыходной ситуации (из-за антитрестовских и других правительственных постановлений).

Лучшим доказательством того, что антимонопольные законы были главной причиной, вынудившей электротехническую промышленность к «сговору», стали последствия этого дела — в том, что касалось «решения суда в соответствии с заключенным сторонами мировым соглашением». Когда компания «Дженерал Электрик» объявила о своем намерении понизить цены до предела, запротестовали именно мелкие компании и правительство в лице Антитрестовского отделения.

В статье мистера Смита упомянуто, что встречи «заговорщиков» начались в результате учреждения Ведомства по ценообразованию. Во время войны цены на электрооборудование были фиксированными — их устанавливало правительство, и высшие руководители в области электротехнической промышленности устраивали совещания для обсуждений общего курса. Этот обычай удержался и после ликвидации данного ведомства.

Можно ли вообразить себе логику, по которой политика фиксированных цен является преступлением, если ее практикует бизнесмен, но заботой об обществе, если ее практикует правительство? Даже в мирное время найдется много отраслей — например, автомобильные грузоперевозки, — в которых цены фиксирует правительство. Если фиксирование цен вредит конкуренции, промышленности, производству, потребителю, экономике в целом и «интересам общества» — как утверждают сторонники антимонопольных законов — то каким же образом эта же вредоносная политика в руках правительства оборачивается благотворной? Поскольку на этот вопрос нет рационального ответа, я советую вам усомниться в экономических познаниях, намерениях и мотивах ярых борцов с монополиями.