Апология памяти

А было так. В 1975 году Расул пригласил к себе в Махачкалу двух знаменитых композиторов — Оскара Фельцмана и Яна Френкеля, которые, в свою очередь, пригласили в эту поездку своих друзей-артистов, в том числе и меня. В махачкалинском театре прошли два совершенно очаровательных творческих вечера, где звучали песни на стихи Расула Гамзатова — Ян Френкель исполнял их сам, а песни Оскара Фельцмана пел я. Это делалось по личной просьбе Расула, который сказал прямо: «Лева, я тебя прошу, пусть Оскар не поет мои песни на сцене, у тебя это выходит гораздо лучше». Кстати, среди песен, которые я исполнял, была, помню, даже одна, посвященная жене Гамзатова Патимат…

А после этих блистательных концертов мы все вместе отправились на вертолете в махачкалинские степи на празднование Дня чабана. С нами были председатель Президиума Верховного Совета Дагестана и другие крупные руководители. Прилетаем на какую-то площадку, видим, впереди стоят рядами «Волги», затем «Жигули», потом мотоциклы, а замыкает все это великолепие некоторое количество ишаков Народу собралось тьма-тьмущая, спустились, видимо, со всех окрестных гор. Первыми, естественно, выходят Расул и глава Дагестана. Расул приветствует собравшихся и заявляет, как о чем-то само собой разумеющемся: «Вообще-то по порядку перед вами должен был бы выступать не я, а наш министр культуры. Но он сейчас, извините, немножко занят, выносит на сцену рояль».

Кстати, большой друг Расула Махмуд Эсамбаев часто не сходился со своим министром культуры во мнениях. Тот начинал горячиться: «Как ты разговариваешь с министром культуры? Кто ты такой?» На что Махмуд величественно изрекал: «Помолчи! Вся твоя культура — это я!»

Расул, как известно, очень трепетно относился к своим соплеменникам и считался у них настоящим аксакалом — с ним было очень интересно общаться, так как он постоянно пересыпал свою речь забавными историями, шутками и прибаутками из дагестанского фольклора. Да и сам по себе он очень остроумный и находчивый человек. Помню, однажды между ним и Оскаром Фельцманом состоялся любопытный диалог:

— Расул, ты, мне кажется, умеешь взять от жизни все. На концертах тебе устраивают овации, ты — депутат Верховного Совета СССР, лауреат многих Государственных премий, у тебя — Золотая Звезда Героя Соцтруда… Что же тебе еще осталось взять от жизни, как ты думаешь?

— Осталось только взять почту и телеграф.

А какие Расул Гамзатов тосты говорит! Так, скажем, на прощальном ужине перед нашим отъездом поднимает он бокал вина: «Дорогие друзья мои! Я очень рад, что мы с вами познакомились здесь, у меня на родине. Поэтому прошу вас — когда мы встретимся с вами снова, не делайте, пожалуйста, вид, что вы меня не знаете!» Ну что тут скажешь?

Но вернемся к нашему импровизированному концерту в дагестанской степи. Конечно же собравшимся чабанам, плохо знающим русский язык, было не очень интересно слушать песни на стихи своего знаменитого земляка, звучащие по-русски. Но когда Расул начал читать им свои стихи по-аварски, а читает он великолепно, народ отреагировал более чем живо. Было видно, что людям это действительно нравится. А затем прямо в одной из больших палаток был дан банкет в честь высоких гостей. Ощущение этого настоящего горского праздника живет в моей памяти и по сей день.

Вообще все, что связано с Расулом, ассоциируется у меня с какой-то праздничной, приподнятой, эмоционально насыщенной атмосферой. Как, скажем, забыть концерт в Колонном зале Дома союзов, устроенный в честь юбилея поэта? Как водится, звучат песни на его слова, чтецы выступают с переводами его стихов, а в конце вечера на сцену выходит Расул и начинает читать свои стихи сам, разумеется на аварском. Читает он всего минут пять. Сидящие в зале, соответственно, аварского не знают, но по завершении авторского исполнения разражаются громкими аплодисментами — Гамзатов как-никак! Расул на это говорит: «Я знаю, вы не поняли, о чем эти стихи. Но поверьте мне на слово, это — величайшая поэзия!» Зал замирает, не зная, как воспринимать такого рода заявление. Если оно сделано в шутку — это, конечно, одно. Если же всерьез… Пауза становится многозначительной, зал напряжен. И тут Расул с невозмутимым выражением лица выдает: «Это — мой перевод на аварский язык поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Медный всадник»… Что тут начало твориться, невозможно передать словами — смех, крики «Браво!», «Гениально!», «Ну дает!».