Апология памяти

Что касается другого великого «Ф» — композитора Яна Абрамовича Френкеля, — то он был во многом противоположностью Марку Фрадкину. Гораздо более «демократичен». Но отнюдь не прост. Общей же их чертой было умение потрясающе одеваться. Плюс к этому рост Френкеля зашкаливал где-то за метр девяносто, что вкупе с его безукоризненным римским профилем и феерическими усами производило впечатление неизгладимое. А живи он, скажем, не в Москве, а в Париже, его изумительный бархатный голос безусловно принес бы ему славу незаурядного шансонье. Недаром его так часто просили самого исполнять свои песни. И когда эта «глыба» в идеально пошитом костюме садилась за рояль, зал замирал — настолько впечатляющим было сие зрелище. Я никогда не расспрашивал Яна Абрамовича о том, из какой он семьи, но, судя по всему, воспитанием детей там занимались серьезно. Подружились же мы с Френкелем во время совместных гастролей с оркестром Юрия Силантьева, где Ян Абрамович выступал с исполнением своих песен — сам садился к роялю, а оркестр ему аккомпанировал. Но с нашим творческим сотрудничеством дело долго не ладилось. Помню, он предложил мне как-то принять участие в записи его пластинок на фирме «Мелодия», исполнить одну из его песен. И на этом — все. Я, правда, не особенно расстраивался, понимал, что каждый именитый композитор представляет собой некую «нишу», вмещающую ограниченное число «собственных» исполнителей. Я знал, что в «нише Френкеля» давно и прочно «сидят» Иосиф Кобзон, Майя Кристалинская и некоторые другие певцы, так что «втиснуться» мне туда просто невозможно — там и без меня довольно тесно. Но на наших дружеских отношениях с Яном Абрамовичем это не отражалось никак, и мы с удовольствием общались с ним при любом удобном случае. Особенно наша дружба укрепилась после того, как его знаменитая песня «Журавли» принесла мне звание лауреата фестиваля «Золотой Орфей».

И вот как-то, будучи на гастролях, Ян Абрамович продемонстрировал мне свою так называемую «систему Френкеля», согласно которой следует грамотно пить водку. Видя, как мы все это делаем Френкель досадливо морщился: «Господи, до чего непросвещенный народ… Ну разве так можно — пить и пить почти без перерыва, пока не окажешься под столом?» А на вопрос: «И как же надо?» — отвечал: «А вот как. Берешь обыкновенный граненый стакан, вмещающий в себя двести граммов водки, и выпиваешь ее залпом. После чего закусываешь бутербродом — лебом с салом, с сыром или с чем-нибудь еще. А затем начинается пиршество: ешь вволю, пей вволю, но — только не водку. Водку во второй раз пить нельзя. Это уже излишество, чудовищный перебор. А одноразовый прием дает вот что. Во-первых, вы мгновенно получаете невероятный кайф. Да оно и понятно, после такого-то алкогольного удара… А во-вторых, этот кайф, если правильно закусывать, становится долгосрочным, то есть продолжается три-четыре часа. Таким образом вы получаете несколько часов хмельного блаженства, после которого возвращаетесь в обычное трезвое состояние. А если все время повторять и добавлять, то подобного эффекта достигнуть практически невозможно. Кайф, так сказать, «размазывается» во времени, теряя всю свою прелесть. И тогда уже не поймешь, что это — не то «выпиваловка», не то «обжираловка».

Уважая мнение маэстро, я решил последовать его совету, но… Так уж я устроен, что достаточно мне принять даже не стакан, а всего полстакана водки залпом — и я уже «готов», меня можно уносить. Конечно, я несколько утрирую, но в принципе так оно и есть. И если мне, скажем, маячит в перспективе целая «поллитра», я стараюсь растянуть ее на целый вечер. Но вообще-то я пьянею моментально и, зная о такой своей особенности, стараюсь алкоголем не злоупотреблять. Хотя, понятное дело, у нас в России неучастие в обильных возлияниях воспринимается довольно настороженно, если не сказать — подозрительно. Если не пьешь, стало быть, не наш, не свой. И это при том, что нация спивается катастрофически. Но если уж нельзя не пить совсем, то почему бы не принять повсеместно «систему Френкеля»? Во всяком случае, алкоголизм у нас уменьшится наверняка.