Со Славой Добрыниным я познакомился в конце 1972 года, когда я уже стал лауреатом Международного фестиваля эстрадной песни в Сопоте и был достаточно популярным человеком. Именно тогда я начал ощущать, что мне как исполнителю явно не хватает музыкального материала с подчеркнуто современной стилистикой. Трудно уже было игнорировать тот факт, что, помимо советской песни, на отечественной эстраде возникает новое художественное направление, порожденное музыкой «Битлз», которое выражает взгляды наиболее продвинутой молодежной зрительской аудитории того времени. Вот эти-то новейшие веяния и олицетворяли собой такие яркие, не похожие на всех других музыканты, певцы и композиторы, как Александр Градский, Вячеслав Добрынин, Сергей Дьячков, Юрий Антонов, которые писали и исполняли музыку в современной манере, вели поиск новых музыкальных форм. Естественно, меня, как молодого исполнителя, тянуло к ним. Несмотря на успех у нашей «взрослой» аудитории, настроенной в общей массе на песню гражданственного, лирического звучания, мне конечно же хотелось петь и для молодого поколения, интересующегося западной музыкой. К тому же следует учесть и мое юношеское увлечение рок-н-роллом, который я пел уже тогда, когда еще и не помышлял даже о певческой карьере. Свою роль в этой ситуации сыграло и Гостелерадио, штатным сотрудником которого я являлся целых десять лет и где весь мой вокальный репертуар был жестко запрограммирован в соответствии с господствующей идеологией. Поэтому там априори не могла звучать музыка Добрынина, Антонова, Дьячкова и иже с ними. Но одно дело — официозная структура радио, другое — живая концертная аудитория, постоянно требующая от нас, эстрадных исполнителей, чего-то нового, соответствующего духу времени.
Успех на концертной эстраде был в принципе эквивалентен количеству песен, так сказать, «неофициозного» характера. И вот как-то на концерте в Астраханском цирке я услышал, как мой приятель и коллега Володя Арустамов исполняет прекрасную мелодичную песню под названием «На земле живет любовь». Звучала она до того свежо, раскованно и современно, что я не удержался от вопроса:
— Слушай, Володя, а кто автор, композитор этой песни? Прелесть какая…
Он говорит:
— Добрынин Слава. У него таких полно.
— А кто он, что он?
— Ну, Слава сам москвич, интеллигентный парень, классный, эрудированный музыкант.
А вскоре по возвращении в Москву мне представился случай познакомиться с Добрыниным на одном из концертов в зале «Россия». Не скрою, он произвел на меня большое впечатление уже своим внешним видом — очень модный, элегантный парень в красном пиджаке, с роскошными черными кудрями до плеч. А броский, импозантный галстук более чем красноречиво говорил о том, что его обладатель — ярко выраженный московский стиляга. Мы познакомились, разговорились. Как выяснилось, основным местом его пребывания был известный арбатский ресторан «Лабиринт», где Слава играл на гитаре, исполнял как певец современные западные шлягеры, а также песни своего сочинения. В дальнейшем я также узнал, что Добрынин — один из участников группы музыкантов под названием «Орфей», куда, помимо него, входят Саша Градский, Володя Матецкий… Словом, наши нынешние корифеи.
Я его спрашиваю:
— Скажите, а не найдется ли у вас песни для меня, для моей фактуры, моего голоса? Очень уж хочется петь что-то действительно современное.
Он говорит:
— Хорошо, я подумаю.
И назначает мне встречу у себя дома на улице Горького в самом центре Москвы, где он жил тогда со своей первой женой Ириной. Квартира была, правда, небольшая, двухкомнатная, но уютная и располагающая к дружескому общению. Мы со Славой сели к пианино, на котором он и исполнил мне несколько своих вещей. А на мои вопросы — что он, кто он и откуда — ответил, что окончил в свое время исторический факультет МГУ со специализацией искусствоведение.
И действительно, эрудиция его во многих областях искусств была феноменальной, энциклопедической. То, в каком объеме он знал музыку практически всех направлений, начиная от джаза, рока и кончая классикой, поневоле вызывало по отношению к нему некую почтительную зависть. Но Слава при всем при этом отнюдь не был затворником, этаким ученым «книжным червем». Он, к примеру, страстно интересовался спортом, в чем мы мгновенно нашли с ним общий язык. А когда выяснилось, что он и я когда-то были баскетболистами — он играл за команду «Строитель», а я за «Динамо», — наша дружба упрочилась еще больше.