Апология церковной веры

Душа человека по природе христианка, – так сказал христианский автор II–III века Тертуллиан. Мы, вообще говоря, не обязаны тотчас соглашаться с такой формулой, тем более, делать ее пословицей. Ибо этот автор далеко не всегда выражал учение Церкви, страдал неимоверной пылкостью характера, что бросало его в крайности; под конец жизни он увлекся монтанизмом, сектантским учением, затем разорвал и с ним и кончил жизнь в собственной секте, в разрыве с церковью. Может быть, Тертуллиан имел в виду, что по своей первозданной природе, еще не испорченной грехом, душа человека привержена к Единому Творцу. Но на самом деле, по своей эмпирически данной природе, душа человека среднестатистического – это самая настоящая язычница и много-божница. И такова она по причине греховного повреждения своего, наследованного со времен Эдемского сада. И это есть постоянно повторяющаяся, хорошо прослеживаемая в библейской, христианской и исламской истории закономерность. Столь же объективная, как и принцип миссионерского компромисса, тесно связанная с ним, в сущности своей – прямо объясняющая этот принцип компромисса. Для того и компромисс, что душа – язычница. Хотите привести ее к Единому Богу – идите медленно и постепенно, путем компромисса.

Иначе народная религия Единого Бога у вас просто не состоится. Вас убьет этот народ или просто выгонит в пустыню – молиться Единому Богу без алтарей и под звездами.

Если вернуться к Моисею, то он еще мог себе позволить такую молитву под звездами, пока жил в шатрах своего тестя. И ему там не нужны были ни скиния, ни резные херувимы, ни скрижали, ни ковчег завета. Ни тем более, медный змей на палочке. Бог слышал его и без всего этого.

А вот тот же Моисей в качестве народного вождя – это уже совсем другое служение, совсем иной поворот дела. Как мы видели, одну только грубую силу здесь применить невозможно.

Народ не будет долго стоять при горе завета, ожидая, пока Бог говорит с Моисеем. Народу нужно для религии определенное место, определенное жреческое сословие и определенный богослужебный чин. Ни место, ни жречество, ни жертвы Самому Богу не нужны, и не нужны были бы Его ханифам, но народу, еле-еле собранному во имя Божие, это все необходимо.

Вот все эти старые, глубоко знакомые и близкие по недавнему языческому прошлому, атрибуты религии устраивает Моисей своему народу. Библия утверждает прямо: это все было по повелению Божьему: походная скиния, ковчег завета в ней, религиозные рукотворные изображения, жреческое сословие – Аароново священство и система жертвоприношений. Если кому-то сложно согласиться с тем, что Бог это Моисею повелел, то, по крайней мере, должно согласиться на ослабленную формулировку: Бог это Моисею разрешил, не осудил его за это. И не осудил потому, что содержание привычных религиозных форм становилось постепенно уже другим.

И все это совершенно неизбежно, когда во имя Единого Бога собирается целый народ.

Помимо миссии Моисея в Израиле, у нас есть еще два гораздо больших по масштабам примера воспитания народа во имя того же Бога: христианская миссия и исламская. В обоих примерах мы видим очень небольшое, узкое меньшинство людей, собравшихся вокруг проповедника (Иисуса или Мухаммеда), беззаветно ему преданных, полностью и без оглядки разделяющих его учение, взгляды и цели. И вокруг большая толпа, которая осторожно приглядывается к Посланнику, иногда верит ему, иногда просит помощи или знамения, но в целом ведет себя, как три категории почвы из известной притчи Иисуса Христа. Слово либо склевывается из их души, либо засыхает, либо заглушается сорняками, не принося плода ни в одном из трех случаев. «Чистое» Евангелие и «чистый» Коран не захватывает сердца широких масс. Иисус сокрушается о непоследовательности слушающих Его, и Мухаммед постоянно обличает лицемеров в Коране.

В итоге миссия в народе складывается лишь на базе откровения, но всегда применяется некое «плюс нечто».