Апостасия. Отступничество

Вот уж сон так сон! Вот и понимай как знаешь.

Пошла к местному батюшке. Тот замахал руками, чуть не затопал:

– Окстись, Евдокия! Нам с тобой по грехам нашим только бесы могут являться. Молчи! Искушения не понимаешь – молчи!

– Я уж и сама, батюшка, так рассудила. А только…

– Ну?

– Я и в другой раз то же самое видала. Церковь большая, белая, а в ней икона громадная. Матушка наша Богородица как царица на троне восседает и в ручках Своих царский скипетр и державу держит… Уж как хотите, батюшка, что видала, то видала, врать не стану.

Ничего больше не ответил отец Михаил. Только:

– Иди, Евдокия, с Богом. Некогда мне.

А уж как в третий раз явилась ей Богородица, да так сурово на нее взглянула – что ж ты, мол, повеление Мое не исполняешь! – не стала Евдокия мешкать, ничего уже отцу Михаилу не сказала, а собралась да и поехала в Коломенское.

Приезжает – Матерь Божия! – та самая церковь, что во сне привиделась, громадная, белая, как шатер на высоком берегу Москвы-реки великим князем Василием в честь рождения сына, будущего Грозного царя нашего Иоанна Васильевича, отстроена.

Нашла настоятеля. Так и так, уж как хотите, батюшка, хотите – казните, хотите – нет, а только надо ту икону найти. Боюсь я, разгневается Матерь Божия.

Стали искать. Весь чердак облазали – сердиться отец Николай начал.

А на другой день второго марта (запомнила Евдокия!) нашли наконец в подвале под грудой старого хламья черную от грязи и копоти большую икону. Стали отмывать, и вот – чудо! Предстала пред ними Матерь Божия в небывалом доселе образе: в порфире, с короной на голове, со скипетром и державой в руках. Точь-в-точь как в Евдокиином сне.

Матушка, Царица Небесная, благослови!

Что за явление? О чем Матерь Божия пророчит? Вся Россия – дом Пресвятой Богородицы, и то – все знают! И вдруг…

Истошный вопль прорезал тишину древнего Коломенского.

– Царь отрекся-а-а!.. Николашку Кровавого свергли-и! Сво-бо-да-а-а-а!..

Взглянули друг на друга Евдокия с отцом Николаем и как подкошенные рухнули враз на колени – брызнули слезы из глаз, из груди стон вырвался.

– Заступница усердная! Матерь Господа Вышнего! Так, значит, вместо Него теперь Ты власть над нами приемлешь! – И, осеняя себя крестным знамением, заплакали горько…

И возликовала Россия!

И покрылась вся кумачом. И потекли по столицам, по всем городам и весям красные реки – из красно-кровавых флагов. И, долгожданная, пришла для российского народа Весна. И облобызались все сословия людей русских в единой радости по поверженному, не нужному теперь никому, как сор, царю.

Кому – Пасха настала, а кому – судный день!

И шли с красными бантами в колоннах: великие князья и прославленные генералы, заседавшие в Думе государственные мужи и проживающие за границей дедовское наследие дворяне, заслуженные профессора и пламенеющие студенты, мирный чиновный люд и фрондирующие учителя, юные гимназисты и городские обыватели, ученые люди и люди простых званий, прогрессивные адвокаты и независимые судьи, свободолюбивые художники и бунтари-поэты, знаменитые артисты и бравые военные, совесть нации – писатели и сознание страны – представители прессы, кухарки и истопники, торговцы и содержатели публичных домов, почтовые служащие и рабочие заводов и фабрик, и все-все-все!

Шел генерал Алексеев, любимец царя и его предатель.

Шел генерал Корнилов, доблестно пленивший царскую семью.

Шел «монархист» Шульгин. И другой «монархист», Гучков, совместно вырывавшие отречение от престола.

Шел патриарх русской сцены Константин Станиславский.

Шел «трагический тенор эпохи» Александр Блок.

Мчался на всех парах в пломбированном вагоне из Германии Ульянов-Ленин.

Плыл на всех парусах из Америки на корабле Лейба Троцкий.

Рвалась в столицы отборная гвардия интернационала.

Возвращались из тюрем отпетые каторжники.

Бежали с фронта домой усталые солдаты.

И трезвонили колокола.

И благословляло начало новой жизни священство.

И празднично-легко отрекшаяся от помазанного на царство государя Россия начинала свое великое падение во тьму.

Часть первая

Ты просвещением свой разум осветил,

Ты правды чистый лик увидел,
И нежно чуждые народы возлюбил,
И мудро свой возненавидел.

Александр Пушкин

Да, сей пожар мы поджигали…

Вячеслав Иванов

1

Глебушка родился в Киеве за два года до начала нового, двадцатого века. Матушка его Елизавета Ивановна происходила из старинной, давно обедневшей фамилии. Она ревниво прослеживала свой род вплоть до шестнадцатого века и по материнской линии считала себя последней из Рюриковичей, чем втайне гордилась более, нежели своими большими сине-васильковыми глазами и темно-русой косой, покрывавшей ее всю, когда Елизавета Ивановна распускала волосы.

– Рюрикович мой! – нежно шептала Елизавета Ивановна своему маленькому кудрявому ангелочку, и тот повторял за матушкой, плохо выговаривая:

– Юевич!