Севела поднялся на второй этаж. Он сел на стул и положил руки на отполированную столешницу. Поясница еще ныла, но сегодня это было почти приятно, это легкое нытье напоминало о том, как разламывалась спина вчера, на подъезде к Ерошолойму.
Вчера Ида отмыла Севелу и отскребла вязаной рукавичкой. Выбирала вшей из подмышек, окатывала горячей водой, терла губкой, смоченной в щелоке, снова окатывала водой. Девчонка сволокла Севелу на теплый каменный пол в пенных лужицах, встала на его отмытую докрасна спину и переминалась на ней узкими стопами. Потом растерла его чистым, белейшим полотнищем, расчесала промытые волосы, растерла тело ароматным маслом. А затем он, действительно, уснул после первого же раза, да и разом-то тем он был обязан лишь горячей бесовке. Сегодня ноги гудели, правую икру подергивало, в промежности временами слегка ломило, а кожа на спине зудела (гнойник Ида выдавила, ловко нажала, набухший бугорок порскнул и опорожнился желтой кашицей; девчонка сделала соляную примочку, и сегодня гнойника как не бывало), но зудела приятно, от непривычной чистоты, от вчерашней банной рукавицы. И волосы теперь были легкими и благоуханными, а не слипшимися в стружку и сбившимися в пыльный колтун, как вчера, на подъезде к Долинным воротам.
«Долгие поездки хороши хотя бы тем, как блаженно чувствуешь себя на утро по возвращении», – подумал Севела и взялся за первый лист из стопки.
Бледно-желтые папирусные листы исписаны были четким почерком старшего писаря. Гирш выводил аккуратно, там, где в листе попадался плохо размельченный стебель, делал перенос. Прекрасный папирус, все листы в стопке размера единого. Светоний много внимания уделял канцелярским делам и самолично заставлял писарей вести записи разборчиво, следил за тем, чтобы фактура папирусов была хороша, чтобы документы заполнялись и компоновались, как положено по режиму составления служебных записей.
К полудню Севела положил на столешницу последний прочитанный лист и встал. От долгого сидения ноги затекли, он походил по комнате, посмотрел в окно. По двору шла Ида и что-то недовольно говорила служанке. Та семенила за Идой, держа в руках корзинку с фруктами. И верно – в кухне не шумели, пока Севела читал списки, Ида со служанкой ходили на рынок. Севела подумал, глядя из окна на бесовку, что экономка она превосходная. Сварлива, много позволяет себе, но управляет домом умело. И женщина она ласковая и горячая. Чего там говорить, мечтает, конечно, стать полноправной хозяйкой, заполучить Севелу в мужья. Может быть, тем и закончится. У женщин Десятиградия рождаются красивые дети, это известно.
«Да, это странные проповеди, – подумал он. – Если Гирш верно разобрал донесения, если агенты ничего не напутали, все записывали слово в слово – тогда на площади Храма и в кварталах нынче говорится неслыханное».
Памятуя вчерашнее предложение Тума не являться несколько дней в присутствие, Севела решил записи перечесть. А может быть, даже составить служебную записку.
«Может быть, Тум не хочет, чтобы Светоний знал, что я получил списки? – подумал Севела. – Может быть, Тум не ставил Светония в известность, когда направлял агентов на площадь Храма? Так или иначе, но служебную записку писать рано».
Он взял со стола один из листов.
«Сим доношу адону майору следующее. То было семнадцатого дня месяца элула, до полудня. От Нижнего города к Двойным воротам прошел Седекия и с ним пятеро пеших и двое конных. О том Седекии я доносил адону майору восемью днями ранее. Седекия вошел на площадь Храма со своим окружением и стал говорить к горожанам. Многие были тем недовольны, так как вышли после молитвы и укоряли Седекию: он-де говорит там, где лишь кохены учат. Но Седекия отвечал им разумно, с острословием, чем заставил слушать. А те, что пришли с Седекией, громко его одобряли и звали слушать прочих горожан. Седекия начинал говорить спокойно, а потом вошел в раж и вскоре почти кричал. И те, кто случился в ту пору на площади Храма, утихли и долго Седекию слушали. Он говорил вот что. Вы много слушали новых учений, жители Ерошолойма, а нынче можете услышать еще и верное учение. А вот посудите – как трудно помнить все повеления и запреты, сам запутаешься, когда стараешься их соблюдать, а чтобы верно все делать, приходится слушать кохенов всякий день. А между тем надо лишь несколько повелений слушать, и не более. Только повеления те будут главные, их мало, но соблюдать их просто, только помнить их надо и знать, что это богопослушно. А кто хочет слышать главные повеления, пусть приходят завтра сюда, и я буду учить. А сегодня запомните лишь то, что можно обойтись для честной жизни не сотнями повелений и запретов, а лишь несколькими, и это будет богопослушно. И тогда каждый человек будет жить, не прибегая к толкованиям кохенов, и не вспоминая Книгу каждый час и день, а между тем все будет делать так, что разум его освободится для других дел».