Апостол, или Памяти Савла

Итак, она все его витиеватости, все предисловия отмела живым движением руки, усадила Дорохова напротив и стала с ним работать. Первым делом она отменила название. Сказала, что если Дорохов собирается писать научно-популярные брошюры, то пусть прибережет это. А если он не оставил мысли опубликовать роман, то не надо смешить людей.

Так что книга больше не называлась «Изнанка притчи».

Дорохов предложил два варианта: «Памяти Савла из Тарса» и «На окраине Магриба».

Зубина подняла тонкие брови, помолчала несколько секунд, как будто пробовала названия на язык, сказала:

– Может быть… Или даже так, еще короче – «Памяти Савла». Ну ладно, это потом, время еще будет…

Текст она потрошила, как перину, – белый пух ненужных вводных слов и неуместных деепричастных оборотов летал по редакции. Историографии Зубина не касалась («Это вы, надо полагать, перерыли основательно» – и величественно-небрежное движение узкой кисти), но ни одна дороховская словесная неуклюжесть не осталась безнаказанной.

– Миша, боже мой, у вас же три раза подряд повторяется «негромко сказал»! Ну хорошо, пусть у них там принято было так говорить, чтоб их никто не слышал… Но у вас же один «говорит негромко», второй ему отвечает и при этом тоже «говорит негромко», а потом первый через страницу опять-таки «говорит негромко»! Вы таким образом полутона, что ли, в тексте создаете?.

Или она говорила:

– Так, я вижу, что вы Фейхтвангера начитались, как следует… И вот эти еще всякие «разведки-контрразведки»… Миша, ей-богу, этого у вас через край.

(В дальнейшем все фрагменты, живописующие служебную деятельность офицера Малука, Зубина называла «спецслужбы».)

– О боже, опять у вас шесть страниц спецслужб, – недовольно говорила она и шариковой ручкой быстро расставляла на полях вопросительные знаки. – И агенты тут, и отделы, и… Это что? Региональная инспектура. Жуть… А кровожадные рубки на мечах – это обязательно? Была такая неописуемая книженция «Джин Грин неприкасаемый». Но там-то авторы развлекались, а вы всерьез…

Но Дорохова все это ничуть не задевало. Зубина ему нравилась, умница она была и юмористка. После первой встречи с Зубиной Дорохов просидел с забеливателем и маркером до пяти часов утра. А после второй, переправляя текст в соответствии со змеиными комментариями Елены Даниловны, просидев над текстом до трех часов ночи, он вдруг ощутил, что рыхлое и непропорциональное повествование стало превращаться в книгу. Он исправлял, допечатывал, на следующий день отвозил многострадальную папку в издательство.

Сегодня они встретились в пятый раз. Дорохов привычно вошел в трехэтажное здание на Красноказарменной. Прошагал по красной ковровой дорожке к двери с табличкой «Заместитель главного редактора Зубина Елена Даниловна».

Он постучал, вошел, Зубина подняла глаза, сказала: «Сейчас… Раздевайтесь, садитесь».

И потрясла ладонью в направлении кресла, обитого красным кожзаменителем. Дорохов снял куртку, повесил на никелированную вешалку в углу, сел и замер. Зубина пометила что-то на листе, аккуратно отложила стопку, закурила, взяла у Дорохова его папку, развязала тесемки и стала проглядывать заложенный бумажной полоской фрагмент.

А потом выдала Дорохову за эпический слог и сельскохозяйственные подробности.

– Ну ладно, бог с ней, с гречихой, – сказала она наконец. – Пусть будет гречиха. Кто уж там помнит, что тогда люди сеяли и жали… Так, хорошо. Вроде бы привели мы с вами все в божеский вид.

Дорохов подумал: так, в божеский вид привели, дальше что?

– Ладно, Миша, – Зубина сняла очки. – Все. Текст дозрел до верстки.

Дорохов облизнул губы. Волшебные слова звучали нынче: «редактура», «верстка», «правка».

– Нет, если надо… Может, еще какие-то огрехи… – преувеличенно робко сказал он.

– Хватит искать огрехи, – решительно сказала Зубина. – Надо уметь поставить точку. Перфекционизм обостряет неврозы… Да! Договор же еще надо подписать. Ваш договор лежит в секретариате, завтра приезжайте подписывать. Паспорт возьмите с собой.

– Елки зеленые… – пробормотал Дорохов. – Какая божественная музыка в этих словах, Елена Даниловна! «Подписать договор». Чтоб я так жил…

– Обожаю дебютантов, – добродушно сказала Зубина и подперла кулачками подбородок. – Такие трепетные, такие скромные… В Союз писателей намерены вступать?

– К-к-куда вступать? – совсем как Лобода, спросил Дорохов. – Вы серьезно, Елена Даниловна?

– Миша, ну что вы все – «Елена Даниловна, Елена Даниловна»… Это бестактно, между прочим. Не такая уж у нас разница в возрасте. Просто – Лена.

– Ну… Это… Я так держу дистанцию, – нахально сказал Дорохов. – Мы же с вами два профессионала. Все уважительно и четко. «Елена Даниловна» – «Михаил Юрьевич».

– Это когда я вас Юрьевичем называла?

– А… Всё. Кругом вы правы. Всё, Лена.

– Договор завтра подпишите.

– Завтра же подпишу договор, – Дорохов нервно сглотнул.

Зубина посмотрела на его сияющее лицо.

– Миша, вы именинником выглядите… Смотреть приятно.

А Дорохов вдруг виновато подумал, что она из-за него сидит допоздна в редакции.

– А вы где живете, Лена?

– В Ясенево, на Тарусской.

– А какое там метро?