Апостол, или Памяти Савла

Рим, десятый день октябрьских календ

правления Божественного Кая Юлия, года…»

* * *

Он шел по Каменному мосту, внизу чернели полыньи, справа светились вход в Театр Эстрады и окна знаменитого дома. На мосту дул сильный ветер, снежинки кололи лицо. А он быстро шел от Боровицкой, и ему хотелось пуститься в пляс. Мела пурга, тротуар заметало снегом. Он оставлял четкую вереницу следов, задирал голову, смотрел в подсвеченное московскими огнями небо.

«…дорого с суперобложкой – к черту суперобложку!.. Но нету суперобложки, и переплета нет… Немножко пройдет, немножко… Каких-нибудь тридцать лет…»

Он миновал «Ударник», вышел на Полянку. Ветер стих – как будто волшебной палочкой махнули, и пурга унялась. Плавно опускались крупные снежинки, и Полянка была пустой и белой-белой. По заваленной снегом дороге проезжали, пробуксовывая, редкие «Жигули» и «Москвичи». Проплыло такси с изумрудным огоньком на ветровом стекле.

«…Зеленые в ночах такси без седока…»

В желтом свете фонарей сыпал густой снег, и Полянка от этого была уютной, как старинная рождественская картинка. А ему хотелось бродить в чудесном городском снегопаде, в свете фонарей, по снежному безлюдью. Он думал о том, как удивится отец, когда возьмет в руки книгу, где на обложке – «Михаил Дорохов». И тоски он не чувствовал, и не было страха, что вся жизнь пройдет в ежедневных хождениях на работу и с работы. Завтра!.. Настоящий договор… А потом – гонорар, рецензии литературных критиков. Первая его сбывшаяся мечта… Первое его дело. Все сам сделал. От начала и до конца. Задумал и выполнил. А еще Штаты!.. Будет работать у Александра Давидовича Гольдфарба, не в самом скучном городе на свете…

Он задохнулся от счастья, нагнулся, подхватил комок чистейшего снега и растер по лицу. Холодные капельки побежали за ворот свитера. Дорохов засмеялся и смахнул снег перчаткой.

До дома было рукой подать, и он пошел медленно, хотелось подольше побыть под тихим снегопадом.

Он запел: «Тишайший снегопад – дверьми обидно хлопать. Посередине дня в столице – как в селе. Тишайший снегопад, закутавшийся в хлопья, в обувке снеговой проходит по земле. Он окнами домов на кубы перерезан. Он конусами встал на площадных кругах. Он тучами рожден, он окружен железом. И все-таки, он кот в пуховых сапогах…»

Навстречу прополз снегоуборочный грейдер, широкий стальной нож отваливал комковатые волны снега на бордюр, обнажая черный асфальт.

Дорохов подумал, что сейчас придет домой и выпьет рюмку коньяка. Непременно! «За успех нашего безнадежного предприятия». Первый, кому он подарит книгу – экселенц… А потом отцу пошлет. Ну и мужикам, конечно…

Гаривас скажет: «Вот те нате – хрен в томате! Вырастили Бабу-Ягу в родном коллективе!..»

А Тёма Белов скажет: «И молчал же, сволочь! Сидел, понимаете ли, кропал при лучине! Мы с ним пили, мы ему тайны поверяли… А он, гад – никому ни слова!»

Боря Полетаев скажет: «Дарственную изобрази. Внукам буду показывать. А ну-ка, внуки, скажу, глядите, засранцы: сам Дорохов мне книги надписывал».

Бравик вежливо покивает, посмотрит на обложку, скажет: «Обязательно почитаю, спасибо».

Ох, елки зеленые, как же все классно обернулось! Один только раз в жизни бывает у человека такая большая удача! И книга, и стажировка в Штатах… Еще же месяц тому назад ни черта не было… Психовал, терзался своей заурядностью… А теперь снег валит, настроение сказочное… Завтра поеду в редакцию, подпишу договор. Елена Даниловна – золотой человек! Редкий человек… Стоп! Какая еще Елена Даниловна? Сказано тебе – Лена. Хороший она человек, елки зеленые… А Курганова?! «Старик Державин нас заметил»…

До его дома оставалось полквартала. Он бросил в сугроб окурок и прибавил шаг. Сейчас он придет домой, нальет лободинского «Камю» – там еще рюмки на три…

«В десять тридцать по второй программе – „Вооружен и очень опасен“ с Банионисом. Сенчина там классно поет: „Нет золотой долины, все проигрыш и мрак! А выигрыш мужчины в счастливых номерах…“ Сяду перед теликом, выпью рюмочку, закурю папироску и расслаблюсь… Я победил! У меня выходит книга, и я еду в Штаты! И вообще, сколько еще всего впереди!.. Книга выйдет, Нью-Йорк своими глазами увижу… Бруклинский мост, Манхэттен, Музей Метрополитен, хот-доги буду покупать, по Центральному парку прогуляюсь…»

– Земеля, слышь, скока время?

Дорохов остановился. В проеме каменной ограды, стоял калик-моргалик в болоньевой куртке. Смешной такой, расхристанный, нетвердо опирался о крыло «Запорожца» и плавно покачивался туда-сюда. Кроличья ушанка еле держалась на голове, куртка расстегнута, шарфик висит на плече.