Апостол, или Памяти Савла

– Ты ведь не так давно вернулся в Эфраим? Верно? – спросил Нируц. – Год, полтора?

– Полгода, – сказал Севела.

– А знаешь, отчего именно в Александрии твой отец недавно поставил свою крепкую ногу?

Севела сделал лицо равнодушное и уверенное. Он не спрашивал отца: почему Александрия? И разговаривать о семейных делах вне дома – пусть даже с таким славным человеком – он не хотел.

– Но-но! Не делай такое важное лицо! – необидно рассмеялся Нируц и прикоснулся к плечу Севелы. – Это дела вашей семьи, я понимаю. Я лишь изумляюсь уму рав Иегуды. Но взгляни сам. Взгляни и восхитись, молодой Малук. Два слова – мол и маслобойни. Всего два слова. Мол, маслобойни и еще коммерческий гений рав Иегуды. Объяснить тебе, молодой Малук?

– Хорошо, – сдался Севела. – Объясни мне, адон Нируц. Что значит «мол и маслобойни»?

– Садись, – сказал Нируц. – Ты очень похож на брата. Он, помнится, тоже выпячивал подбородок, когда надо и не надо. Все Малуки гордецы. Садись, выпьем вина.

Они опустились на скамью. Нируц подлил в стакан Севелы из баклаги, которая незаметно появилась в его руке.

– В прошлом году закончилась реконструкция Александрийского порта, – изрек Нируц, будто начинал сказку. – В Александрии теперь много места. Туда теперь плывут все – иберийцы, бритты, иеваним, неаполитанцы, сицилийцы, колонисты Понта. А мол Яффы обветшал – знаешь? Его построили при Ироде. Тогда это была прекрасная гавань и великолепный мол. Считалось, что это шедевр строительного искусства.

Севела слушал, дважды пригубил вино.

– Еще мой дед поставлял лес для строительства мола. Сосновые сваи, младший Малук, сосновые сваи! – Нируц хитро подмигнул. – Ирод поручил строительство мола архитектору, который строил Себасту. Он был малый не промах, тот архитектор. Наверняка разбогател на строительстве мола. Если не разбогател еще раньше, на строительстве Кесарии и Себасты. Восемь тысяч свай пошло на мол. И были они из сосны. А надо бы им быть дубовыми! Ирод о разнице в породах древесины так и не узнал – еще бы, государю было не до свай, он отстраивал Масаду и Гирканию.

– Маслобойни, адон Нируц, – напомнил Севела.

История про мол занятна, но при чем тут маслобойни?

– Прошло меньше тридцати лет, а мол пришел в полную негодность, – продолжил Нируц. – Три месяца тому назад наместник утвердил смету ремонта мола. Твоему отцу это, скорее всего, стало известно. В Александрии порт перестроили, а в Яффе вскоре оставят два или три причала. Один отведут под военные суда. Вот и все, молодой Малук. Теперь нужно торговать из Александрии. Торговать нужно из Александрии, а рав Иегуда – мудрый человек.

– Забавно, – Севела усмехнулся.

– Забавно тебе, молодой Малук, – благодушно сказал Нируц и отпил из стакана. – Что одному забавно, то другому выгодно. Как живет Рафаил?

– Что? А, Рафаил. Он врач. Ну да ты, верно, знаешь.

– У него обширная пациентура? – живо спросил Нируц.

– Он теперь много времени проводит в Байе, – уклончиво сказал Севела. – Кроме врачебной работы у него есть еще… иные дела.

Рафаил уже два года учился драматургии. Вновь подался в студиозусы, стал жить в Байе (жить голодно и холодно), писал Севеле, что мечтает пройти курс у знаменитого Мнестера. Конечно, отцу это не нравилось. Да и самому Севеле это не очень нравилось. Они с отцом хотели бы, чтобы Рафаил составил себе прочную, многолетнюю пациентуру.

– Будешь ему писать – скажи, что встретился со мной. Скажи, что я желаю ему успеха. Рафаил был славным парнем. Думаю, он и остался таким.

– Хорошо, я передам ему твои слова.

– Мне пора идти, – сказал Нируц. – Я рад, что мы познакомились. Ты очень похож на брата. Давай еще встретимся и поговорим. Хорошо?

– Непременно, – сказал Севела.

– Мое почтение рав Иегуде, – сказал Нируц, поднимаясь со скамьи. – Да, кстати. Почему твой отец купил маслобойни? В Александрии сейчас спрос на зерно, а твой отец взялся за масло. Почему? Армейский подряд? Не иначе как армейский подряд. Тогда рав Иегуда не только мудр, но и удачлив, как никто. Армейский подряд это долгие и прочные деньги. До встречи, молодой Малук.

– До встречи, Нируц, – сказал Севела.

Он смотрел на прямую узкую спину человека в светлой тунике, пока тот не скрылся за низкой дверью в стене. Нируц быстро прошел по саду, на ходу попрощавшись с двумя гостями постарше, легким шагом пересек площадку с длинным столом и скользнул в калитку.

И Севеле сразу стало скучно. Ему захотелось уйти, ему нечего здесь делать – среди периша, в кругу повзрослевших и поугрюмевших сверстников.

Севела поставил на край стола стакан, нашел среди гостей Амрама и его отца, поблагодарил, пожелал жениху счастья, первенца-сына и достатка в семье. А потом сослался на ранний, якобы, отъезд по семейным делам и ушел.

Отец еще не спал, когда Севела вернулся домой. Рав Иегуда сидел в кабинете и перекладывал темные листы из толстой стопки. Через приоткрытую дверь были видны край стола, стопка листов, желтый подрагивающий от легкого сквозняка полукруг света от лампы. Отец беззвучно шевелил губами и медленно скручивал прядь короткой бороды.