Апостол Павел

В противоположность филиппийским дуумвирам проконсул Галлион применил этот закон в отношении Павла с значительной долей терпимости [624]. Прозелитизм не являлся правонарушением согласно правовой системе ( adikema), и образ действий Павла не давал повода к обвинению в обмане и распространении суеверий ( radiourgema): из этого можно заключить, что, несмотря ни на что, проконсул нашел время провести расследование и оказался вполне правомочным! Судя по всему, Павел столкнулся с оппозицией провинциальных римлян, которых тревожила энергичность, с какой эта религия зарождалась из иудаизма, так же как это было в Филиппах и, без сомнения, в Антиохии Писидийской.

Проповедование Павла не оставляло также безразличными и иудеев, но те не нападали на него прямо: они знали, что он защищен одновременно своим положением римского гражданина и вмешательством в дело проконсула. Они отыгрались на Сосфене, знатном человеке, главе синагоги, которого обратил Павел и признавал, как одного из апостолов Коринфа. Они присудили ему 39 ударов хлыстом в соответствии с Законом Моисеевым, предусматривающим такое наказание для безбожников и строптивых. По закону кесаря проконсул не смог вмешаться: в этом случае это было делом иудеев! Сосфен впоследствии сопровождал Павла в Азию [625]: в некоторых случаях склонность к миссионерским путешествиям, возможно, была следствием разочарований в своей среде.

Разбирательство дела ГалЛионом происходило в начале лета 51 года [626]. К этому времени Павел прожил в Коринфе уже восемнадцать месяцев, значит, он прибыл сюда в конце осени или в начале зимы 49 года. Затем он добрался до Антиохии, которая была для него точкой опоры, и пробыл здесь все лето 51 года, пока непредвиденные обстоятельства не побудили его отправиться в Иерусалим [627]. В летописи «Деяний» довольно надуманно установлена связь между этим путешествием и завершением его миссия в Коринфе: согласно «Деяниям» Павел собирался закончить евангелизацию на Балканах, что в проповедовании язычникам было новым этапом, который он собирался осуществить через паломничество в Святой город и принятие обета, удостоверяющего его верность религиозным обычаям иудаизма [628].

Между двумя мирами

Принятый в лоно города, находясь среди влиятельных лиц, продолжал ли Павел — этой иудей, завсегдатай синагог — свой миссионерский путь? Или, быть может, он основал обособленный христианский кружок, наставляя и крестя восприимчивых к новой религии язычников со свойственной ему энергией и космополитизмом? [629]Возникает вопрос: каким было религиозное обоснование его проповедования после европейского периода, в ходе которого он постепенно обретал независимость?

Автор «Деяний» проводит мысль, что Павел радушно был принят теми, кто находился «между двумя мирами» [630], — в отдалении от греческих городов, на пороге синагоги; что в Филиппах, Фессалонике, Верии, Афинах и в Коринфе он трудился в среде духовно общей, в среде «боящихся Бога» [631]. Апологетический замысел автора очевиден: его цель — подчеркнуть, что христианство, отвергнутое иудеями, законно могло распространяться среди язычников, не теряя ни своих корней, ни своих библейских ориентиров, так как изначально оно было обращено к приверженцам иудаизма.

Такой анализ первой европейской миссии остается весьма спорным [632].Само выражение «боящийся Бога», хоть и употреблялось в греческой Библии, было Павлу неизвестно так же, как и Филону Александрийскому; только Иосиф Ф. употреблял его в смысле совершенно определенном, скрытом от язычников, которые придерживались древних иудейских ритуалов, не соблюдая при этом всех положений Закона Моисеева и не делая обрезания [633]. Из записей можно видеть, что терминология той эпохи была неясной: одно и то же определение обозначало и эллинизированных иудеев и небольшие группы людей, посещающих синагоги, отличая, однако, «иудеев» от прозелитов [634]. Речь идет о людях двух культур, тех, которые могут быть задействованы в синагоге, будучи при этом вовлеченными в грекоримское общество, из-за чего они не могут выполнять все предписания Закона Моисеева [635]. Записи говорят, что такие люди встречались исключительно в диаспорах: свидетельства о них все больше личные, чем коллективные, а на Балканах о них ничего не говорится вообще. Это дает повод подозревать автора «Деяний» в вымысле и ставит под сомнение само существование подобной категории людей и их определяющей роли в евангелизации Европы, о которой пишут «Деяния» [636].