Апостол Павел

На этот раз речь шла не о соперничестве групп, но о четко обозначившейся контрмиссии. В соответствии с языческим и христианским принципами полемики противник представлен анонимным и безличным [916], но угадывается, что это — иудей: надо полагать, что спор разгорелся по преимуществу в среде синагог, и Павел предложил положить ему конец, обратившись по моисеевой традиции [917]к третейскому суду. То, что человек имеет преимущества благодаря своим особым отношениям с Иисусом при жизни последнего, почему-то приводит Павла к заключению, что призвание апостола не основано на личном знании Христа во плоти [918]. Эту позицию трудно понять, поскольку Павел сам столкнулся в Иерусалиме с той особой аурой, которая отмечала людей, близких Христу по крови: его родственников и тех, кто мог непосредственно от него передать его послание, как, скажем, Петр [919]. Петр был одним из «высших апостолов» [920], и тут нельзя не вспомнить об Андрее, призванном с самого начала, которого по преданию считают евангелистом Пелопоннеса, начиная с римской колонии Патры; должно быть, он следовал сперва за Петром из Понта в Вифинию, а затем по следам Павла — в Европу, Македонию и Ахайю [921].

В основе развития контрмиссии лежал мистицизм, в котором можно увидеть александрийскую интерпретацию роли, возложенной на Моисея, как на образец Пророка; Павел заклеймил как интеллектуальную, так и мистическую сторону этого движения, которому он противопоставил смирение и сдержанность, составляющие его личную притягательную силу, равно как и другие свойственные ему качества [922]. Противник отличался повелительным характером действий, сходным со стилем иудейских миссионеров [923]. Павел осознал опасность разрыва: эти «извратители слова Божьего» предлагают коринфянам «Иисуса, которого мы не проповедовали», «дух, который они не получили», «благовестие, которое не приняли» [924].

Апостол становится предметом споров и его упрекают в излишнем вмешательстве [925]. Павел опровергает все аргументы, утверждая, что всякое апостольство имеет универсальное предназначение, и его границами могут быть лишь границы, установленные Богом. Он не соглашается с принципом абсолютного разделения, что препятствует ему самому или другим служителям, которых он утвердил, посещать некоторые из областей, евангелизированных другими [926]. Церковь не основывается раз и навсегда и только в рамках города. Она естественным образом стремится распространяться здесь и там, недавно появившиеся группы обращенных обязательно выделяют одного-двух миссионеров, чтобы обеспечить преемственность: это и есть «служители Церквей», которым Павел тогда же дает определение [927]и считает братьями и соратниками, но которых он всегда отличает от своих сотрудников, набранных им самолично. Нужно отойти от структуры, свойственной этим группкам и признать за христианской миссией ее собственный динамизм, согласившись с тем, что уже насаженное поливают другие. Все это Павел осознал во время своего второго путешествия. Начиная с Ефеса он уже больше не ограничивает свое проповедование, ведя его только в тех обществах, которые он основал, но обращается ко всем христианам области: после посланий, предназначенных «Церквам Галатии» и «Церквам Фригии» новые письма коринфянам обращены ко всему христианскому миру Коринфской области в его совокупности [928]. Мы видим разницу между двумя совершенно противоположными апостольскими концепциями.

Конфликт, вызванный различными влияниями, неизбежно должен был возникнуть. Коринфяне понимали его, как конфликт интересов: община могла иметь двух иди даже более проповедников на иждивении, и некоторые обвиняли Павла в злоупотреблении такой возможностью. Этот скрытый упрек, возможно, был вызван прибытием посланников из Ефеса — Тимофея и Тита, которых нужно было содержать во время их пребывания. И наверное, к этому времени Павел оставил уже всякий ремесленный труд: он утвердился в своем праве не работать по примеру высших апостолов, тем более, что у него не было жены, о которой следовало бы заботиться! [929]