Апостол Сергей. Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле

Три юные лавры когда я садил,
Три радуги светлых надежд мне сияли:
Я в будущем счастлив судьбою их был…
Уж лавры мои разрослись, расцветали.
Была в них и свежесть, была и краса,
Верхи их, сплетаясь, неслись в небеса.
Никто не чинил им ни в чем укоризны.
Могучи корнями и силой полны.
Им только и быть бы утехой отчизны,
Любовью и славой родимой страны!
Но горе мне!.. Грянул сам Зевс стрелометный,
И огонь палящий на сад мой послал,
И тройственный лавр мой, дар Фебу заветный,
Низвергнул, разрушил, спалил и попрал…
И те, кем могла бы родная обитель
Гордиться… повержены, мертвы, во прах;
А грустный тех лавров младых насадитель
Рыдает, полмертвый, у них на корнях!..

Иван Матвеевич прожил десятилетия за границей, но умер в Петербурге, 82-летним, в 1851 году. Могила его на Охтенском кладбище затерялась. Так же, как библиотека, как мемуары, которые (точно известно) — старик писал…

* * *

Едем на метро до станции Василеостровская. Затем на трамвае до конца: остров Декабристов, бывший Голодай. Новые дома — улица Каховского, затем небольшой парк, в котором маленький памятник.

1826–1926

Заложен в память 100-летия казни декабристов П. И. Пестеля. К. Ф. Рылеева, С. Муравьева-Апостола, М. Бестужева-Рюмина, П. Г. Каховского.

13–25.VII/1926 Василеостровский райисполком

Еще недавно был залив, теперь подсыпали земли — и как в блоковской Равенне: «Далеко отступило море…»

Острова уже нет и никогда не будет. Пока что отвоеванное у воды пространство — гладкий пустырь, придающий всему месту какую-то особенную печаль.

Надпись на памятнике сдержанная — фамилии не по алфавиту, а в том порядке, как они проходили на суде и в приговоре…

За девять лет до того, как был поставлен памятник, здесь, в глухом краю Петрограда, куда более дальнем, чем ныне, прокладывали водопроводные трубы. Рабочие расчищали узкую полузалитую траншею, обнаруженную на глубине около двух метров. Вдруг под лопатами оказались полуразрушенные гробы. На другой день явились специалисты во главе с профессором Святловским и установили, что здесь братская могила, хотя на этом месте никакого кладбища никогда не было. Пять тесно поставленных — не по обычаю — гробов, из которых один сохранился лучше, в нем нашли форменную пуговицу начала XIX века да еще заметили, что ноги умершего странно связаны ремнем. Могилу сфотографировали, останки сложили в уцелевший гроб и засыпали…

Время было раскаленное — июнь 1917-го, между второй и третьей революцией. По журналам и газетам мелькнула сенсация — «пять таинственных гробов». Репортеры торопились — Бестужева-Рюмина смешали с другими Бестужевыми, сохранность одного гроба объяснили усилиями никогда не существовавшей жены Пестеля и т. д.

Затем прошлое отступило перед потоком современности. Загадка той могилы не получила ясного решения, но по многим признакам выходило — декабристы.

Бывший остров Голодай, близ улицы Каховского, в небольшом парке.

* * *

Таковы события, непосредственно касавшиеся Сергея Ивановича Муравьева-Апостола. Что же касается других явлений, исторических, так или иначе связанных с тем, что он хотел, за что сражался и умер, то их число, вероятно, бесконечно, потому что история продолжается, и то 10 880 дней, что прожил герой этой книги, вступали и вступают в бесконечные сцепления с тысячами и миллионами других дней, других жизней.

И так просто, легко доказать, что Апостол не зря жил, умер недаром, дело не пропало, всходы не вымерзли. Так просто, ибо это верно. Но все же

Почто, мой друг, почто слеза катится?