Апостол

Приняв крещение, тюремщик ввел апостолов в свой дом, чтобы накормить их, голодавших несколько дней. "И возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога". Когда занялась заря, он все еще сидел с Павлом и Силой, расспрашивая их об Иисусе и разделяя с ними невероятную радость, снизошедшую и разлившуюся вокруг и внутри них.

Рано утром в тюрьму прибыли ликторы с приказом освободить двух иудеев — вчерашнее наказание было сочтено достаточным; но чужеземцы, конечно, должны были оставить город. Ликторы ждали во дворе, чтобы проводить проповедников за пределы города, а тюремщик, обрадованный тем, что наказаний больше не предвидится, поспешил в дом, чтобы сообщить Павлу приказ властей: "Прислали отпустить вас; итак выйдите теперь и идите с миром".

Но Павла такой исход событий не устраивал. К удивлению испуганного тюремщика он сказал: "Нас, римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а теперь тайно выпускают? Нет, пусть придут и сами выведут нас".

Дело было серьезное. Тюремщик не усомнился в том, что Павел и Сила — римские граждане. Во-первых, он уважал их, а во-вторых, никто не стал бы рисковать и ложно объявлять себя римским гражданином: за это полагалось смертная казнь. Когда ликторы передали магистратам слова проповедников, с чиновников слетела вся их важность и спесь. Согласно трем римским законам — "закону Валерия", "закону Порция" и более позднему "закону Юлия" — римский гражданин не мог подвергаться телесному наказанию, если он выполнял приказы магистратов. Даже в случае прямого неподчинения должен был состояться суд с привлечением свидетелей и защиты. Публичное бичевание Павла и Силы ставило самих магистратов в положение преступников, нарушивших важнейшие римские законы. Если этим двум иудеям вздумается пожаловаться вышестоящим властям, чиновники потеряют свои места! Остается только потакать им во всем, выполнять все их требования и надеяться, что они не напишут жалобу.

Чиновники поспешили к тюрьме, вошли в дом тюремщика и принесли апостолам свои извинения. Павел и Сила ничего не ответили, зная, что юная филиппийская церковь лучше всего будет защищена, если магистраты города впредь будут сидеть, как на иголках, ожидая всевозможных неприятностей. К тому же, представлялся удобный случай обратить внимание самих властей на новое учение, принесенное в Филиппы римскими гражданами — может быть, в судьях, ликторах и их рабах проснется интерес к христианству.

Со всевозможными почестями, окруженные небольшой толпой любопытных, удивленных поспешным прибытием магистратов в тюрьму, апостолов вывели из тюрьмы. Их вежливо просили удалиться из города, чтобы не нарушилось спокойствие. Первым делом Павел и Сила — может быть, вместе с тюремщиком — отправились в дом Лидии. Туда сбежались все христиане, которые смогли отлучиться с работы. Павел рассказал им все, что произошло в тюрьме, и верующие возблагодарили Бога, укрепляясь духом и дивясь провидению Господню. Рано еще было назначать старейшин и пресвитеров в этой небольшой церкви, но Лука, несмотря на сильное желание сопровождать своих больных, израненных наставников, согласился остаться на время в Филиппах и руководить новой паствой. Лука мог прокормить себя медицинской практикой.

Тогда Павел, Сила и Тимофей, взяв посохи, отправились в путь — на северо-запад, через мост, вверх по долине реки.

Глава 17. Изгнание из Фессалоник

Иудей, которого звали по-гречески Аристархом, в эту субботу, как и всегда, вошел в большую синагогу иудейской общины в Фессалониках. Фессалоники, свободный город-порт в глубине Фермейского залива, были резиденцией губернатора Македонии. В середине августа старейшины пригласили приезжего раввина читать и толковать закон. В синагоге было душно и жарко. Аристарх сел и стал слушать. Он и не догадывался, что ради этого раввина его всенародно будут бить, что ему предстоит совершить вместе с ним два долгих путешествия и сидеть с ним в римской тюрьме.

С первого взгляда было видно, что приезжий — человек необыкновенный. Он проковылял к возвышению на кривых ногах, иногда вздрагивая, как от сильной боли. Но даже если ему было больно, он не огорчался этим — на лице его было радостное, дружеское выражение, располагавшее к нему слушателей. Нависающие густые брови не портили этого впечатления. Приезжий заметно нервничал, обращаясь к аудитории, как будто ожидал от нее заранее каких-то неприятностей.