Апостол

У него не было намерения проповедовать в Афинах: один, без помощников, Павел надеялся дождаться дня, когда можно будет вернуться в Фессалоники. Ему нужен был отдых. Но увидев вокруг, со всех сторон, на каждом углу бесконечное количество идолов, Павел воодушевился, в нем проснулся дух бойца. Под Акрополем находилась центральная площадь, агора, окруженная языческими храмами, среди которых особенно выделялся храм Тезея, основателя Афин. Во всех храмах шли ежедневные службы, и даже в присутственных местах и административных зданиях возжигался священный огонь. Павел вышел на площадь.

Под портиками, окруженные статуями знаменитых афинян и богатейших римлян, находились идолы и алтари всевозможных известных и безызвестных божеств. Это был интеллектуальный центр мира, куда собирались богатые молодые люди со всех концов света, чтобы закончить образование и вобрать смесь языческого благочестия и философской мысли, смесь, породившую общий дух насмешки над сверхъестественным и легкомысленный подход ко всем вопросам. Лука мастерски описывает это настроение: "Афиняне же все и живущие у них иностранцы ни в чем охотнее не проводили время, как в том, чтобы говорить или слушать что-нибудь новое".

С негодованием наблюдал Павел, как извращаются лучшие человеческие способности — ему хорошо были известны высочайшие образцы классической мысли, бившейся в поисках правды, и больно было смотреть, во что эта мысль выродилась. Произнеся пламенную проповедь в синагоге, Павел не встретил никакого отклика: иудеям не было дела до их соседей-греков, они относились к ним, как к безличным покупателям, чья моральная и религиозная слепота их не беспокоила. Поэтому Павел решил трудиться на агоре, где афиняне быстро приняли его за своего. Павел использовал метод Сократа, вовлекая прогуливающихся в беседу, состоящую из вопросов и ответов. Сократ посвятил себя родному городу, служа добру так, как умел. Павел не мог ограничивать себя такими рамками. Ни один человек за всю предыдущую историю человечества не странствовал так далеко и не страдал так много, чтобы донести до людей истину. Павел просто не мог оставаться спокойным и молчать, когда окружающие не видели пути спасения, истины и вечной жизни. Каждый день он говорил об Иисусе и воскресении Его, не смущаясь безразличием собеседников.

Наконец, этот низкорослый человек с кривыми ногами и непривлекательным серьезным выражением лица обратил на себя внимание представителей двух основных философских школ: стоиков и эпикурейцев. Стоики учили, что человек должен быть терпелив, мужествен и горд, должен удовлетворяться законами природы и принимать их такими, каковы они есть, стараясь трудом своим помогать обществу развиваться на разумных началах, в пределах возможного. Они верили в то, что душа переживает тело. Их противники, эпикурейцы, не верили в загробную жизнь. Они учили, что радость и удовольствие суть высшие блага, и к ним следует стремиться независимо от того, существуют ли боги и какие это боги. Философия эпикурейцев, в сущности, сводилась к призыву: "Ешь, пей и наслаждайся, ибо завтра ты умрешь!" В Эпоху Павла последователи обеих школ уже потеряли былую способность убеждать и приобретать сторонников: верования человека считались его личным делом и философия превратилась в бесцельное умственное упражнение.

Стоики и эпикурейцы выслушали Павла. Сперва они считали, что перед ними один из тех чужестранцев, которые стараются выделиться и найти влиятельных покровителей в Афинах. Но по мере того, как они слушали, росло их удивление. Во-первых, этот глупец утверждал, что говорит не от своего имени, что было явным интеллектуальным промахом! Затем, вместо рациональной философии они выслушали предложение уверовать в одного или двух богов, причем неясно было — в одного или все-таки в двух. Чужеземец часто произносил слова "Иисус" и "воскресение", причем имя Иисус для греков звучало сходно с именем одного из ионических богов "заведовавшего" здоровьем. Кроме того, проповедник вместе с именем "Иисус" употреблял слово "Спаситель", которое по-гречески созвучно слову "целитель", "врач". У греков были свои мифы о "воскресении" богов, возвращавшихся из подземного мира, и этот новый миф звучал знакомо. Но Павел говорил об Иисусе, как о Человеке из плоти и крови, о Котором свидетельствовали, Которого видели, слышали, а потом — распяли на кресте (чего, уже, конечно, никто не мог пережить!). И этот чудак пытался убедить их, что этот Человек смог восстать из гроба, снова во плоти!

— "Что хочет сказать этот суеслов?" — спрашивали греки друг друга. — "Кажется он проповедует о чужих божествах", — замечали некоторые.

Для них все это было очень странно, а может быть, они даже опасались проповеди Павла — мало ли что! Конечно, в Афинах каждый может говорить все, что ему вздумается, но всему есть пределы. Философы решили, что Павлу следует изложить свои взгляды перед высоким Судом Ареопага, который обладал правом изгонять неудобных мыслителей из города.