Апостолы

– Пытался привязать его к скамейке, – честно признался он. – А как мне ещё было заставить позировать нашего бездельника?

Через два часа они ели баранину, зажаренную на углях, с бобами и зеленью. Глиняная миска была наполнена свежевыпеченным хлебом. Два серебряных кувшина стояли на столе. Отец и мать пили из одинаковых чаш – но каждый своё вино. И Луке досталось немного – из материнского кувшина с большим количеством колодезной воды! Слуг отпустили – отец сам ухаживал за ними.

– Люблю янтарное фалернское, – призналась мать, глядя в глаза мужу. – Но только наполовину разбавленное, тем более, в обед.

– А я, как упокоившийся с миром император Август, да хранят его боги, предпочитаю простое ретийское – крепкое и бодрящее! Ну, так что, за твою первую хирургическую операцию, сынок?

Они подняли чаши и пригубили вино. В эту самую минуту из-за дома чёрной тенью вышел кот Маркус. Запах жареной баранины, как маяк, вывел его. Кот подходил осторожно, с опаской поглядывая на Луку. Его хвост, этот неуловимый хвост, так и подергивался из стороны в сторону. «Мяу», – Маркус примирительно посмотрел на хозяев. Лука непроизвольно потянулся за доской, которая лежала рядом, взял угль.

– Доел бы, сынок, – посоветовала мать.

Отец отрицательно покачал головой, что означало: пусть рисует! Нацелившись глазами на кота, который в нерешительности остановился шагах в десяти от стола, Лука в два счета пририсовал коту хвост – и животное на пергаменте сразу ожило, стало тем Маркусом, которого знали и любили все. Нанося последние штрихи, мальчик ликовал.

– Покажи, – попросил отец.

Лука повернул доску к отцу и матери. Мать улыбнулась, отец удовлетворённо кивнул.

– Как живой, – честно признался он. – Клянусь Аполлоном, сейчас так и прыгнет! Что скажешь? – взглянул он на жену.

– Боги милостивы к тебе, сынок, – улыбнулась мать. – И я благодарна им за это.

Отец разлил вино по чашам.

– Я не против, чтобы Лука был и медиком и художником. – Он пожал плечами: – Почему бы и нет? Если и впрямь боги преподнесли ему не один, а несколько даров, глупо было бы не воспользоваться ими, правда? – Он выпил свою чашу разом. – Скажу тебе так, Лука: я куплю тебе самые лучшие краски и найму лучшего в Антиохии педагога!

– Именно – лучшего, – кивнула мать. – Рисуй, малыш, – она поймала взгляд мужа, – а мы будем гордиться тобой!

– Только больше не привязывай кота к скамейке, – подмигнув жене, посоветовал отец. – А то он обидится и уйдёт!

– Не буду, – со всей искренностью пообещал мальчик.

Лука был счастлив услышанному – он и не мечтал о таком повороте дела! Вдруг что-то коснулось ноги мальчика. Он опустил голову и увидел своего чёрного, как ночь, любимца. Заурчав грудью, кот уже тёрся о его ногу. Простил, хитрец! Лука погладил его. Маркус заискивающе поднял чёрную усатую физиономию – ему так хотелось сочной ароматной баранины!

– Что, бездельник, проголодался? – спросил у него Лука.

Маркус посмотрел в глаза молодому хозяину и примирительно вымолвил: «Мяу!»

2

Корабли, вышедшие в Средиземное море из бухт Сирии или приближавшиеся к ним, уже несколько часов кряду трепетали в ожидании шторма. С запада, со стороны Кипра, шли неспокойные свинцовые волны. Ветер, непредсказуемый и злой, бросался на корабли и терзал паруса. Судно «Вестник богов» было одним из тех, что попало в эту предгрозовую качку. Восемнадцатилетний Лука стоял у борта корабля, крепко вцепившись в поручни, а над его головой то и дело раскатисто-громко хлопал кормовой парус, с трудом удерживая направление судна.

– Клянусь Зевсом, это хорошо, что мы взяли лекаря на борт! – усмехнулся капитан корабля, проходя мимо молодого пассажира. Шагая широко и вразвалку, он вцепился в трос и отхлебнул из кожаной фляги. – Кто знает, может быть, тебе ещё придется потрудиться во имя Асклепия и назло Посейдону!

Лука рассеянно кивнул. Всего две недели назад он сказал своим родителям: «Хочу увидеть мир!» – и они не стали останавливать его. Видно, очень уверенно смотрели в ту минуту его глаза. Но правильно ли он поступил? Как это важно – угадать следующий шаг! Поддавшись лихорадочному импульсу сердца, неверному желанию, не шагнуть опрометчиво в сторону, не сбиться с курса. Сколько людей, поступая именно так, раз и навсегда уходили со своего пути! Сбивались! И погибали. Большая часть всех людей, живущих на земле! Что стоит шторму через пару часов расправиться с ними?

Но всё это было не про него – юноша верил в это.

Лука всматривался в берег: в ясный день его было видно как на ладони, но сейчас он ушёл в зыбкую сизую мглу, смешавшую линию горизонта. Пенящееся серое небо и кипящая зыбь черной воды обещали скорую и страшную бурю. Лука был уверен, что поступил так, как должен был поступить. А шторм – шторм он переживёт! У них отличный капитан! Торговый корабль намеренно не уходил далеко от суши, выбрав каботажный курс[1], но Лука видел, что матросы готовились к штурму средиземноморской стихии – к бою не на жизнь, а на смерть.

– Я забыл, куда ты плывёшь, юноша? – уже собираясь идти дальше, спросил капитан.