На банкете, посвященном удачному испытанию 100-мегатонной бомбы, Сахаров сидел на самом почетном месте между Хрущевым и Брежневым, а Харитон справа от Хрущева. Генеральный секретарь произнес речь, отметив: «Харитон и Сахаров хорошо поработали». Позднее Андрей Дмитриевич напишет в воспоминаниях: «Начавшийся таким пышным парадом 1962 год был для меня одним из трудных в моей жизни… Вероятно, это был самый страшный урок за всю мою жизнь, нельзя сидеть на двух стульях».
Позднее академик Л. П. Феоктистов назовет эти две сессии воздушных испытаний 1961 и 1962 года «безумными симфониями». Он вспоминал: «…к нам на Урал стали доходить слухи, что у наших конкурентов в Арзамасе-16 возникла идея новой супербомбы… Вскоре выяснилось, что речь идет не о каком-то сверхоткрытии, а всего лишь об увеличении веса, габарита… Мы в то время были поглощены в точности противоположной идеей — миниатюризацией. Вместе с тем (и в этом надо честно признаться), ажиотаж, поднятый в отношении супербомбы, не мог оставить нас равнодушными и возбуждал профессиональную ревность. Мы стали вникать в проблему и тут же нащупали две слабые стороны у конкурента: их конструкция непрактично и неоправданно усложнена и, второе, перетяжелена настолько, что не лезет ни в один существующий и перспективный носитель. Сегодня определенно можно сказать, что мы были правы. Все «большие бомбы» пошли по нашему пути, а гордость Арзамаса-16 100-мегатонная бомба так и была изготовлена в одном экземпляре (испытательном) и в виде муляжа для музея… Работу над супербомбой в Челябинске-70 мы особо не афишировали, но весной 1962 года неожиданно для многих доложили о результатах на научно-техническом совете Министерства…
К осени 1962 года наш заряд был готов к испытаниям, как вскоре выяснилось, в КБ-11 вслед за нами и по нашей схеме готовился заряд близнец. Возникла нелепая ситуация, близкая к бессмыслице. Вот тогда-то в Челябинск-70 и приехал Андрей Дмитриевич — уговаривать нас отменить испытание, хотя наша бомба находилась уже на полигоне (или на пути к нему)…
Андрей Дмитриевич в присутствии еще нескольких человек из Челябинска-70 вел переговоры с Забабахиным (научный руководитель Челябинска-70, назначенный после ухода Щелкина). Они давно были знакомы и хорошо друг к другу относились. Но тут пошло на принцип. Если вы считаете, что не нужно двух испытаний, то почему не отменяете свое? Но это наша тема, — как мог, парировал Андрей Дмитриевич. Очень недовольные друг другом лидеры расстались. В дальнейшем Андрей Дмитриевич предпринял еще одну попытку остановить собственное испытание, обращаясь непосредственно к Хрущеву. Она также оказалась неудачной. В конце концов, были взорваны оба заряда, что сильнейшим образом отразилось на его настроении и философии».