Апостолы игры

– Да блин! – Неринга подчерпнула из-под ног горсть камней и резким броском зашвырнула их в море. – При чём тут работа! Знаешь, сколько в Кенте пакхаузов? Уволят с одного – на следующий день уже можешь в другой идти, даже не обязательно быть хорошим работником. А Андрей – хороший… Только… Я ваш последний матч смотрела и плакала – я таким живым Андрея не видела… Никогда, наверное. У него глаза горели! Что-то похожее бывает, когда он один работу за четверых делает, но тогда они у него горят яростью. А тут… Просто горели.

– Андрей должен гореть, – Уж тоже поднял камни с земли, но не стал бросать их, а просто высыпал вниз. – Он всегда горел. Пока на весь мир не обиделся, решил, что перегорел и… – Уж замолчал. Неринга, горько усмехнувшись, продолжила за него.

– И от тоски и безысходности за мной увязался и в мою мечту о загранице не вляпался. Говори, чего уж… – она отвернулась от моря и пошла наверх, на асфальт. Жильвинас, вздохнув, догнал её.

– Ты знаешь, что это не то, что я имел в виду, и не то, что я думаю. Я думаю, без тебя Андрей вообще бы не справился, и ты очень ему помогла и помогаешь. Я думаю, ты нужна Андрею, мне только жаль, что он не хочет признать, что ему вообще ещё что-то может быть нужно.

– Мне тоже… Я не представляю, как он после всего просто возьмёт и на панетки вернётся. А он вернётся! Уже вернулся, блин! – Неринга подняла мокрые от слёз и ветра глаза на Жильвинаса. – Потому и спрашиваю: а как ты собираешься дальше жить?

Андрюкенас мягко погладил девушку по плечу.

– Если честно, не знаю, Неринга. Но, Бог никого не оставляет, и всегда даёт человеку найти именно его двери. Сможет ли человек разглядеть их, а разглядев, решится ли войти, это, конечно, другой вопрос.

Некоторое время шли молча, пока, ломая ритм их шагов, не стали слышны где-то в стороне резкие, хлёсткие хлопки. Хорошо узнаваемые.

– У вас стучат? – спросил Уж с удивлением. – Я думал в Англии баскетбол не особо…

– Не особо, – согласилась Неринга. – Но площадки есть. Не россыпью как в Литве, но в спортивных парках, на площадках для молодёжи обычно есть. В Ширнессе, кажется, два кольца – одно далеко, возле стадиона. Второе – здесь, рядом, возле Теско. Тут минипарк с песочницей для самых маленьких, а сбоку от него – площадка со всякими активностями. Минифутбол, рампа, какие-то трубы для скейтеров… Ну и кольцо есть. Свободное, чаще всего – я редко тут кого-то играющим вижу… Хочешь посмотреть?

Жильвинас кивнул и Неринга повернула к ближайшему спуску с набережной. Вывела и показала рукой:

– Вот… Что?

На огороженной вокруг столба с баскетбольным щитом площадке сосредоточенно отрабатывал броски с ведения Заяц. Неринга, побледнев, рванулась к нему:

– Андрей, всё в порядке?

Заяц обернулся.

– Привет, киска. Меня уволили.

– Как? – выдохнула Неринга, а подошедший Жильвинас добавил:

– Ты же говорил, что всё под контролем. Ты звонил каждый день и не пропустил больше чем лимит позволяет?

– Не пропустил, – Заяц крутанул мяч на пальце. – Но я не болел, а лимит отгулов, по их мнению, предназначен для болезней и прочих эмёрдженсей. А выступление за свою национальную сборную мой… – Заяц запнулся и, усмехнувшись, поправился. – Мой бывший менеджмент за «emergency»54 не считает.

Неринга было закрыла лицо руками, но остановила порыв и обняла мужа:

– Ну и хуй с ними, Андрей, правда. Давайте, порвите теперь всех в Лондоне, займите призовое место – чтобы мы кроме фамилии ещё и призовые получили…

– Кстати, о Лондоне, – Заяц аккуратно отстранил жену, прицелился и бросил мяч в кольцо. – Мне, как раз сразу после митинга Лиздейка позвонил….

Суета сует

Отбившись от парада болельщиков, Каролис сел в такси в радостном возбуждении. Конечно, сначала его смутило и даже напрягло то, что среди встречающих не было представителей Баскетбольной Федерации, но когда после речи, которую всё равно никто не смог расслышать, проверил телефон, наконец-то нашедший родную связь в воздухе Родины – обнаружил пропущенный. Перезвонил из такси, и к огромному удивлению услышал похвалу от Самого, а вместе с похвалой – то ли приглашение, то ли приказ быть в его кабинете завтра сразу в пятнадцать минут девятого. «Понимаю, с дороги – хочется отдохнуть, отпраздновать! Заслужил, спору нет! Но сначала – дела! Согласен?» Конечно, согласен, кто же с Самим спорить будет… Дома обнялся с мамой, сварил себе крепкий кофе и прошёл в комнату – работать над отчётом. Долго тупил, глядя в чистый лист и лишь нащупав гущу губами, плюнул – буквально и образно – и расхохотался.

– На самом деле, всё охуенно, простите за прямоту. Только двенадцатый нужен, – бодро отрапортовал следующим утром. Сидящий по правую руку от Самого Миндаугас нервно затеребил бумаги от такого вступления, даже Сам кашлянул в кулак, скрывая, по-видимому, ухмылку. Откашлялся, но отвечать не торопился. Не ожидавший в этом разговоре тягучих пауз Лиздейка недоуменно смотрел на начальство: