Апостолы судьбы

Женя села рядом с ней на диванчик и провела ладонью по лбу, как делала совсем маленькой, разглаживая мамины «сердитки», так называла она морщины. Ирина прижала дочку к себе и прикрыла глаза от нежности, блаженства и печали.

— Ты о чем-то хочешь поговорить? — спросила она.

— Мама, я хочу попросить. Ты только не говори как всегда: это можно только с чужими и все такое. Ты же можешь как-то себе внушить на минутку, что я не твоя дочка, а просто на прием пришла. А, мам?

— Женя, ну зачем ты начинаешь…

Но девочка закрыла ей рот ладонью, рассмеялась, побежала к себе в комнату и вернулась с фотографией.

— Мама, а ты несерьезно. Просто для прикола. Посмотри на этот снимок и скажи, чувствует он что-то ко мне или нет? Понимаешь, он замечательно ко мне относится. У нас уже было… все. Но я думаю, что у него нет таких чувств, как у меня. Он увлечен наукой, открытиями, решениями, будущим. А я… Он мне радуется. Но стоит мне исчезнуть, он ничего и не заметит. Такое у меня впечатление сложилось. Может, это не так?

— Это не самое плохое впечатление, — серьезно сказала Ирина. — И в таких случаях просто не стоит исчезать. По крайней мере до тех пор, пока тебе самой этого не захочется. Давай фотографию.

Ирина долго рассматривала тонкое мальчишеское лицо с аристократической ямочкой на подбородке, волной густых светло-русых волос, близоруким прищуром красивых светлых глаз и открытой улыбкой. Она смотрела до тех пор, пока лицо не скрылось в пелене тумана. Ирина положила снимок на стол, закрыла глаза, и лицо возникло вновь, но гораздо более отчетливо и ярко. Это уже был не снимок. Ирина задрожала от пронзительного света его глаз и почувствовала жар из- за приблизившихся твердых мальчишеских губ. И отчаянно, как сигнализация, забилась острая боль в правом виске.

— Что с тобой, мамочка? — услышала она голос Жени и открыла глаза.

— Ничего особенного, детка. Просто мигрень. Я ведь сразу сказала, что плохо себя чувствую.

— Ой, мама, а я заставила тебя напрягаться. Ну, прямо дура какая-то.

— Ну, что ты, — рассмеялась Ирина. — Ты не виновата, что у меня болит голова. Я сейчас приму лекарство, полежу, и все пройдет. Только сначала отвечу тебе. Он хороший мальчик. Но чувства — и в этом ты совершенно права — пока не стали для него главным в жизни. Он получает удовольствие от возможностей своего интеллекта, а любви, страданий, зависимости интуитивно побаивается. Конечно, с точки зрения женщины, это эгоизм, инфантилизм и так далее. Но найти лучший вариант трудно. Особенно такой хорошей и порядочной девочке, как ты. Да ты и не станешь сознательно искать замену Артему. Но если кто-то полюбит тебя сильнее, чем он, не нужно сразу отказываться. Присмотрись. Я хотела бы видеть рядом с тобой человека, для которого на первом месте будешь ты, а потом уже все открытия на свете.

— Ой, мама, ну ты сразу выстраиваешь целую программу. А мне самой, может, и не нужны все эти страсти-мордасти. Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Ладно, не буду тебя больше мучить. Пойди, поспи.

Женя поцеловала Ирину в щеку и пошла к себе. Ирина подождала, когда из комнаты дочки раздастся музыка, встала и добрела до своей кровати, держась за стены. Ей было совсем плохо.

Она проснулась поздним вечером. За стеной было тихо, видимо, Женя спала. В прихожей еле слышно журчал телефон. Они всегда уменьшали звук на ночь. Ирина, не включая свет, подняла трубку и услышала взволнованный, срывающийся юный голос.

— Ирина? Это Артем. Пожалуйста. Не нужно звать Женю. Вы не могли бы выйти ко мне на минуту? Я у вашего подъезда.

Ирина положила трубку. Она стояла, смотрела в темноту и видела светящуюся треснувшую скорлупу. Цыпленок в ней трепыхнулся, ударил клювиком изо всех сил и оказался в мире без конца и края. Он вытянул голубую шейку, закатил глаза и оцепенел от ужаса. Ирина щелкнула выключателем и посмотрела в глаза своему отражению. Темно-зеленые озера разлились по бледному лицу. А плотно сжатые губы вдруг вспыхнули, как красный свет на переходе. Нельзя идти. Надо бежать. Ирина накинула темный шарф на голову, плащ на плечи и выскользнула из квартиры.

Глава 15