Апостолы

Мы летели на вертолете над дорогой в город. Эммануил осматривал свои позиции. Я сидел рядом с ним, по другую сторону — Вэй Ши. Было раннее утро, и лес еще был окутан туманом. Вдоль дороги на одинаковом расстоянии друг от друга я заметил какие-то черные предметы, примерно в рост человека, словно там были выставлены посты или почетный караул. Люди не двигались. Если это были люди. С такой высоты невозможно было что-либо разобрать.

— Что это такое? — спросил я.

— Действительно интересно, — заметил Эммануил. — Снижайтесь.

— Тянь-цзы, я вам говорил об этом, — вмешался Вэй Ши. — Я выполнил ваш приказ.

Господь внимательно посмотрел на него, но решения не изменил. Вертолет приземлился прямо на дорогу. Впрочем, еще раньше я понял, что это. Вдоль дороги стояли бамбуковые клетки в форме усеченных пирамид, и в них были заключены люди так, что голова осужденного оставалась над клеткой, а шея опиралась о перекладину, что сразу могло привести к удушению, однако под ноги ему было подложено несколько черепиц, которых он едва касался пальцами ног.

— А, местный обычай, — протянул Эммануил. — Черепицы постепенно уберут, и наступит смерть. Виселица по-китайски.

Мы прошли немного вперед. Между клетками изредка стали попадаться огромные бочки. Над крышками бочек тоже торчали головы осужденных.

— А это что, Вэй Ши? — поинтересовался Эммануил.

— Это называется «стоять в бочке». Работает почти также как бамбуковая клетка, только под ноги злодею насыпают негашеную известь и наливают в нее немного воды.

— А-а. А что ж так мало?

— Бочки труднее достать, Тянь-цзы, да и негашеную известь тоже. Так что только для офицеров.

— Сомнительная привилегия.

Я посмотрел в глаза одной из жертв. Страдальческие глаза полные боли. Раздался приглушенный стон, скорее хрип. И я представил, как его ступни разъедает бурлящая известь. Что я мог сделать? Эммануил с Вэй Ши уходил дальше, вперед по дороге, спокойной походкой прогуливающегося горожанина. Туда же, насколько хватало глаз, до горизонта, тянулись бесконечные бамбуковые клетки с заключенными в них людьми. Я бросился за Эммануилом.

— Господи, прекрати это!

— Это не я. Это юйвейбины.

— Ты дьявол! — крикнул я и испугался собственной смелости.

Эммануил усмехнулся.

— Зачем дьявол, если есть человек?

— Я только выполнял приказ, Тянь-цзы! — попытался оправдаться Вэй Ши.

— Я приказал только наказать бунтовщиков. Этого, — Эммануил кивнул в сторону клеток, — я не приказывал.

— Это наемники, Тянь-цзы, они посмели поднять против тебя оружие.

— Я понял.

Эммануил поднял руку, и я увидел, как ближайший к нам осужденный дернулся и затих. Потом следующий, за ним еще. И так в обоих направлениях, по обе стороны дороги. Очень быстро. Волна смерти катилась от одной клетки к другой. Наконец, Господь опустил руку.

— Это все, что я могу для них сделать, Пьетрос, — жестко сказал он. — Они заслужили смерть, хотя, возможно, не такую, какую приготовил для них Вэй Ши. Кстати, — Эммануил обернулся к предводителю юйвейбинов, — сегодня вечером я устраиваю пир в честь нашей победы. Ты приглашен, — он сказал слово «пир» с такой интонацией, что Вэй Ши смертельно побледнел и очень неловко поклонился.

— Очень не хочется называть это мероприятие банкетом, — как ни в чем не бывало, продолжил Эммануил. — Званый ужин для армии в походных условиях. Какой это банкет! Есть замечательное старое слово «пир». Пьетрос, тебя бы я тоже хотел там видеть.

Слово «пир» было произнесено с точно такой же интонацией. Я отдал бы все, что имею, чтобы оказаться за тридевять земель от этого праздника. Но я не мог бежать. Я должен был разобраться.

Бог или Дьявол? Я мучился этим вопросом так, словно от этого зависела жизнь. А она и зависела. Она всегда от этого зависит. Я попал в плен собственного в запальчивости брошенного слова.

Эммануил менее, чем за год, совершил то, для чего его предшественникам требовались, по крайней мере, годы, а иногда и десятилетия — он создал великую империю. И я был рядом с вершиной этой пирамиды. Я мог общаться с тем, кто стоял на этой вершине. Высота пьянила.

Мне нужно было с кем-то поделиться своими сомнениями. Иоанн, конечно, знал предмет, но юный апостол отпадал. Я ему больше не доверял.

Оставался Матвей, он все-таки не был таким узколобым солдафоном, как Филипп, или верным рыцарем, как Марк, и был способен размышлять. Хотя я не слишком верил в его эрудицию.

Зато я был уверен, что он не выдаст меня ни при каких обстоятельствах, для этого он был слишком бесхитростен и прямодушен.

Матвей лежал на пенке в своей палатке и читал при свете карманного фонарика. Было уже довольно темно.

Я недооценил старого тусовщика. Выслушав мой рассказ, он кивнул и вытащил из рюкзака потрепанную Библию с многочисленными закладками.