Аппассионата. Бетховен

Из-под пальцев плавно полились звуки. Он выдержал, он смог преодолеть себя, и теперь нужно приготовиться к безумной охоте за мелодиями.

Так, теперь раллентандо... Он играл совершенно раскованно, забыв о своём недуге, он был весь порыв вперёд. Его могучие, похожие на звериные лапы руки то с силой ударяли по клавишам, то, наоборот, ласково прикасались к ним. Что там себе позволяет этот субъект со своей скрипкой? Почему он никак не угонится за ним? Ну наконец-то чернокожий понял, как надо играть. Это на репетиции он мог позволить себе лениться, а на концерте...

Маленький Карл Черни стоял прислонившись к стене. Рядом на стуле сидел его отец.

— Батюшка...

— Тише, Карл, чего тебе?

— Батюшка, вон там, — мальчик вытянул дрожащую руку, — мой учитель. Он всё это сам сочинил... А я его ученик...

— Я знаю, Карл.

— Батюшка, мой учитель вчера очень хвалил меня, и между собой... мы называем его сочинение «Крейцеровой сонатой».

Раздражённые взгляды отнюдь не смутили мальчика. Через какое-то время он начал снова:

— Сейчас учитель закончит, и тогда...

Его глаза засверкали, он заранее сблизил ладони, чтобы зааплодировать первым.

Внезапно он замер, недоумённо поводя головой: хохот, свист и улюлюканье заглушили несколько хлопков.

— Батюшка... они же смеются над ним.

Рядом кто-то с откровенной издёвкой произнёс:

— Мой свояк Моцарт никогда не позволил бы себе написать такую чушь.

Другой не менее издевательским тоном сказал:

— Это всё, наверное, потому, что он наполовину глухой и не может уследить за звуками. Мы должны громче смеяться и свистеть, иначе он не услышит.

Князь Лихновски смущённо взглянул на Цмескаля, тот в ответ лишь беспомощно пожал плечами, и только Франц Брунсвик знал, что нужно делать.

Он ловко вспрыгнул на подиум, одёрнул венгерку, ободряюще похлопал по плечу Брайдтауэра, низко поклонился Бетховену и заключил его в объятия.

От неожиданности в зале смолк шум. Через несколько минут в тишине особенно отчётливо прозвучал надменный женский голос:

— Франц!

— Да, Жозефина?..

— Я хочу только сказать, что горжусь тобой, Франц.

Карл ван Бетховен пришёл к единственно возможному, по его мнению, выводу: Людвиг так и останется наивным мальчиком, ничего не понимающим в этом мире, и потому за все его дела возьмётся он, Карл, надежда их семьи, а ныне старший сборщик налогов его императорского и королевского величества, с патентом, скреплённым гербовой печатью. Вот так-то! Иоганну же дальше аптекаря не продвинуться.

Нет, Людвиг у них, конечно, гений, но уж больно непутёвый. На что он только тратит свою воистину драгоценную жизнь?! Сперва мечтал сочинить оперу, воплотившую бы в себе идеалы человечества. Нет чтобы написать оперу, которая принесла бы хороший доход. Оказывается, на такие уступки он не способен.

А теперь ещё полный провал с сонатой для скрипки ля мажор, посвящённой Родольфу Крейцеру. Что за вздорная мысль заменить скрипкой и пианино целый оркестр!

Он пробежал глазами нотные листы «Крейцеровой сонаты» и тяжело вздохнул. Он, Карл ван Бетховен, сочинит её заново, невзирая на весьма обременительные обязанности чиновника на императорской службе.

А как прикажете поступить? Как бы там ни было, но Людвиг его брат, а братья должны помогать друг другу. Издатель Зимрок в Бонне уже проявляет нетерпение, но предложить ему можно лишь изменённый вариант скрипичной сонаты, а может быть, симфонию, и то при условии, что Людвиг заставит себя написать её.

Карл взял чернильницу, бумагу и перо.

Как же обратиться к издателю?

Зимрок, правда, знал братьев Бетховен, когда они ещё бегали с сопливыми носами, но теперь Карлу, как старшему сборщику налогов, надлежит держать дистанцию, и потому лучше обратиться к нему по всем правилам этикета.

Он вывел первую фразу, и перо сразу же легко побежало по бумаге.

«Глубокоуважаемый господин!

В настоящий момент фортепьянные концерты, как, впрочем, и инструментальные произведения, аранжируются под надзором весьма одарённого композитора. Последние уже вполне пригодны для исполнения на фортепьяно как под аккомпанемент, так и соло...»

Сзади кто-то спросил:

— Скажите, господин ван Бетховен здесь?

Карл медленно повернулся. Его лицо приняло недовольное выражение. Он нарочито медленно поигрывал цепочкой своих золотых часов.

— Нет, его здесь нет.

Право, этот Стефан фон Бройнинг вконец обнаглел. Можно подумать, что на свете есть только один Бетховен.

Игнаций фон Гляйхенштейн, друг и почитатель Бетховена, познакомивший с ним Бройнинга, подтверждающе кивнул:

— Что я тебе говорил, Стефан? Он, конечно, забыл. Сейчас он, наверное, у Цмескаля или даёт уроки. Мы условились с художником именно на этот час. Господин ван Бетховен согласился ему позировать. Ну ничего не поделаешь, в полдень придём ещё раз.

— Меня это не касается, — холодно бросил в ответ Карл ван Бетховен, — но должен предупредить, что в настоящее время ни о каком позировании даже речи быть не может.

— Но почему? — недоумённо спросил Бройнинг.

— Потому что мне и моему брату придётся много и напряжённо трудиться. Нам нужно переделать его скрипичную сонату ля мажор и другие сочинения.