Аппендицит

По выходным мы с родителями порой ездили в Москву: в театр или в гости к их знакомым. Доезжали на электричке до Курского вокзала, а там прямо с платформы спускались в метро, попадая в большой круглый подземный зал, в центре которого стояла, поддерживая потолок, круглая колонна, которую я про себя называл каменным цветком – она расширялась к верху. как бутон цветка, например, лилии. Из этого зала по длинному эскалатору мы спускались на платформу и садились в вагон метро. Но я знал, что, если из круглого зала с каменным цветком свернуть направо, то попадешь в короткий туннель, за которым будет короткий эскалатор наверх, выводящий из метро на асфальтовый скат, что шел к вокзалу от Садового кольца. Это была моя мечта – на обратном пути после длинного эскалатора, подняться еще и на этом коротком, а затем уже спуститься по склону к вокзалу. Ведь во Львове метро не было, в московское метро я попадал не часто, и последовательная поездка на двух эскалаторах казалась мне захватывающим приключением. Но уговорить родителей, особенно папу, сделать небольшой крюк удавалось редко. Но все же иногда удавалось.

С чем я сейчас мог бы сравнить радость от такой поездки?

Пожалуй, со вторым оргазмом во время любви, вскоре после первого.

Концерт

У нас был стереопроигрыватель «Вега» – с полированными деревянными накладками на корпус и двумя тоже полированными колонками в локоть вышиной. Сейчас все это напоминает мне игрушечный мебельный гарнитур – ящик для белья с откидной крышкой и две тумбочки. Но тогда я так не думал, ибо вступил уже в возраст молодежной музыки и танцев. Из молодежной музыки были у меня две советские маленькие, на четыре песни каждая, пластинки Битлз – одна из них гибкая, в бумажной, как у книги, обложке, я ее купил в газетном киоске – и одна, тоже маленькая, пластинка Ролинг Стоунз. Отдел пластинок находился в подольском универмаге – двухэтажном, темного красного кирпича, еще дореволюционном здании. Там я и купил диск – то есть большую пластинку – «Оркестр Поля Мориа» с фотографией Парижа с Эйфелевой башней во всю обложку. Она и сейчас у меня есть, эта пластинка… (В том же универмаге купил я в другой раз коробку с четырьмя пластинками «Страстей по Матфею» Баха с Эрнстом Хефлигером и Мюнхенскими Баховскими хором и оркестром, но об этом в другой раз).

Зимой по воскресеньям – по субботам дети тогда еще учились – мы все катались в лесу на лыжах. Возвращались, обедали и засыпали. Однажды папа проснулся первый и отчего-то поставил диск Поля Мориа, причем довольно громко. Первой была музыка из фильма «Крестный отец». (Я этот фильм хотел тогда посмотреть, да не пришлось. А потом не пришлось, потому что уже не хотел). И вот электроклавесин стал вколачивать в мой сон звенящие, как стеклянные гвозди, первые аккорды, вокруг этих аккордов, как жаворонки, вились флейты, а затем мелодию протяжно подхватили и понесли, как перелетные птицы, другие духовые и скрипки.

В то время популярна была байка про обучение во сне с помощью магнитофона. Ставишь на магнитофон катушку с записью лекции, а сам ложишься спать. Утром просыпаешься, а вся лекция уже у тебя в голове. Видно, и в мою голову навсегда впечаталась мелодия «Говорите тише» в исполнении оркестра под управлением Поля Мориа.

Позже, зимой, в девятом классе – тогда все уже танцевали под «Бони М» – я вдруг услышал по радио, что в концертном зале гостиницы «Россия» выступает оркестр Поля Мориа. После уроков я на электричке отправился из Подольска в Москву. В кассе концертного зала народу находилось немного, но и билетов никаких не было. Я вышел на гранитную террасу между гостиницей и рекой. На мне был советский синий костюм в мелкую клетку – из магазина готового платья, как сказали бы в другой стране или в другую эпоху. (Что подтверждает, что был я тогда именно в девятом классе. Ведь следующим летом на львовской барахолке мы с бабушкой купили мне джинсы «Левис». На летней практике после девятого я заработал треть нужной суммы, на станке нарезая резьбу в металлических корпусах швейных машинок. Дело было на бывшем заводе «Зингер», который тогда лаконично назывался «ПМЗ»). Под пиджаком на мне была водолазка, как у Янковского в фильме «Обыкновенное чудо» – думаю, темно-зеленая, а не бежевая – их у меня было целых две. А сверху короткая рыжая цигейковая шуба, перешитая из бабушкиной длинной. Шуба смотрелась почти как медвежья. Наверно, поэтому ко мне в скором времени подошел невысокий стройный парень лет тридцати. Он был в облегающем черном пальто, но без шарфа и шапки, так что было заметно, что голова его понемногу начинает лысеть. Да, был он без шапки, а погода стояла морозная. Парень огляделся по сторонам, и, ясным взором посмотрев мне в глаза, сказал:

– Могу за чирик провести на концерт.

Это было чудо, которого я ждал. Чирик (он же червонец, то есть 10 рублей) у меня был. Мы вошли в гостиницу и разделись в кабинете, где, говоря его языком, сидел мой Вергилий. – Пальто висит, значит, начальник видит – я на работе, – сказал Вергилий.