Орландино оказался вовсе не хирургом. Было неприятно видеть, как он бахвалится и крутит инструментами, встряхивая золотыми кудряшками и расчленяя мой съедобный труп: вот он ободрал угря, чья темная до синевы шкура разошлась над истекающим паром белым мясом. Ребра, разделенные коротким ножом, сердце, разрезанное на тонкие кружки. Прошло совсем немного времени, и тело оказалось таким же разодранным, как бедняга, которого при мне резали в боттеге Мелоццо. Его святейшеству, отложившему парочку мозгов, накладывали второе блюдо – бараньи ребра и кусок колбасы. Его племянник подъедал угря-руку. Кардинал Борджиа повернулся и наградил меня еще одной едва заметной улыбкой.
Это был вечер без танцев, хотя кардинальские музыканты все время пиликали и дудели модные пьесы, так что мне не очень-то много пришлось делать – истинная удача, потому что я едва стоял на ногах и старался как можно больше прислоняться к стене. Буфетчик подал сахарные скульптуры гербового дуба делла Ровере, скрещенные ключи Папства, и – я настоял на этом, даже снабдил его моделью – прискорбно примитивный человеческий скелет, в половину обычного размера, сидящий на сахарном троне и подносящий сахарный нож к собственной руке. Послышалось еще больше возгласов, а потом – треск сахарных костей и плеск вина, наливаемого в кубки.
Пир его святейшества продолжался допоздна, потом Папа, его племянник и кардинал Борджиа удалились во внутренние покои кардинала, а остальные гости отправились по домам. В моих услугах больше не было нужды, но еще многое требовалось сделать. Я сжевал еще чуть-чуть орехов кола, что вполне меня взбодрило. Удостоверился, что кухня заперта, пиршественный зал вычищен, дорогая посуда убрана. Съел пару оставшихся мозгов, хотя они и кремовые внутренности стали скользкими и чуть отдавали мокрой собакой. К тому времени, как я сел проверять дневные счета, мои глаза болели и пульсировали, а по углам поля зрения мелькали неприятные вспышки. На шее билась жилка, а волосы чувствовали себя так, будто я пытался выпрыгнуть из собственного скальпа.
Но мой день пока еще не закончился. Я знал, что наверху меня ждет девушка, присланная ублюдком из Рионе Монти. Он почуял слабину, потому что недавно ночью я немного увял – временно, конечно, и все исправило быстрое втирание мускатного ореха, который щипался как черт, но привел член в чувство. После этого проблем не было, но с той ночи хозяин борделя взял меня в осаду всерьез. Еще провалы – и он примется забрасывать удочку насчет исключительных привилегий, официального представления и покровительства, иначе моя репутация начнет подгнивать, как некупленная скумбрия на ступеньках Портико д’Оттавиа. Моя рука дрожала, пока я готовил себе небольшую дозу тонизирующего из запертого аптекарского ящичка под моим столом: каннабис, шафран, настойка окопника, мед, гвоздика и калган. Любой из ингредиентов мог сработать и один, но зачем рисковать? Я добавил чуть больше каннабиса, просто для надежности.
Девица, довольно плотная, с копной намасленных и завитых волос, убранных золотыми лентами, дремала, когда я вошел, что меня вполне устраивало. Но когда я закрыл за собой дверь, она сонно приподнялась на локте. На ней была только свободная кисейная сорочка, и одна большая веснушчатая грудь выпала из выреза. Я поклонился, как ни нелепо это выглядело, и прошел к очагу, встал на колени, взял полено… Внезапно мое лицо оказалось совсем близко к огню. Как это случилось? Я помотал головой, бросил полено на угли, осторожно подул. Очень осторожно. Угли засветились – каждый как дверь в чудесный раскаленный, расплавленный мир. Я наклонился ближе. В этом угольке люди или птицы? Цветы зазмеились по дымящемуся полену.
– Ты идешь в постель? – У девицы был сонный, грубоватый голос, но ей не удалось изгнать из него скуку.
– Сейчас, моя красавица, – ответил я, вставая и чувствуя, как моя голова взмывает к потолку. – Откуда ты? – спросил я, чтобы выиграть немножко времени.
– Из Веллетри. Я ехала в такую даль, только чтобы любиться с тобой.
– Из Веллетри? Разве не из Монти?
– Поспеши, любовь моя, – терпеливо проворковала она.
Мне пришлось очень сильно сосредоточиться на своих шнурках и завязках, потому что мои пальцы отказывались выполнять приказы. Но как только мой дублет упал на пол, отброшенный в угол, и я развязал шнурок, удерживающий штаны, девушка – на самом деле женщина примерно моего возраста – с покорным вздохом выпросталась из кровати и довершила мое раздевание.
– Чего бы тебе хотелось? – шепнула она мне на ухо.
Я почувствовал, как мочка моего уха отдернулась от ее губ, как устрица, когда на нее падает капля лимонного сока. Все более озадаченный, я полез в ее сорочку за этими огромными грудями. Их я, по крайней мере, мог понять.
– Покажись мне, – сказал я, и женщина послушно стянула с плеч сорочку и легла на спину, томно разведя ляжки и сжав груди руками.
Мадонна…