Аппетит

– Не удивляйся. Мы разговаривали, я и твоя мать. Довольно часто. – Он выдавил слабую улыбку, и вот тогда я впервые осознал: он действительно любил ее. – Ты не хочешь поработать со мной в лавке?

– Что, сейчас?

– Нет, я имею в виду – каждый день. Я валандаюсь с Пьеро, как с мешком репы. А от тебя был бы толк.

– Не думаю, что мне стоит этим заниматься.

– Ты хочешь сказать: «Я не хочу».

Я пнул складку вытертого коврика:

– Нет, папа. Я буду хуже, чем Пьеро. Если я тебе кое-что скажу, обещаешь, что не будешь сердиться?

– Ладно.

– Мне нравится в лавке. Мне нравится работа…

– И ты хорошо ее делаешь, Нино. Честно. Ты же знаешь, я не говорю неправды.

– Спасибо, папа. Но я бы действительно стал плохим мясником.

– Я так не думаю! Почему бы?

– Потому что меня занимает только то, что происходит с мясом, когда его готовят! – выпалил я. – А работа мясника, она вся про… Ты имеешь дело только с продуктами!

– Конечно, Нино! И ничего в этом плохого нет.

– Да, но когда ты продаешь кому-то кусок мяса – телячью грудинку, скажем, – ты же, наверное, думаешь: «Какой отличный кусок мяса я тебе продаю, везунчик. И ты, конечно же, придешь еще».

– Ну, наверное, как-то так я и думаю. А почему нет? Я выбрал теленка. Отвел его на бойню. Подвесил и разделал. Кому, как не мне, знать, что он будет вкусным, так?

– Да, но как этот парень его приготовит?

– А это уж не мое дело.

– Я знаю. Но я-то смогу думать только об этом, – едва дыша, заявил я. – И ни о чем больше. Мне будет очень нужно узнать! Его сварят, нарежут и поджарят с луком и вержусом?[9] Сделают мортаделлу? Сосиски? Сопадо?

– Ради всего святого, какое еще сопадо?! – раздраженно воскликнул папа.

– Вот такое! Это мясо, тушенное с мускатным орехом, и медом, и красным вином… корицей, гвоздикой.

Вкусы на мгновение захватили меня, и я сглотнул. Не так давно я обнаружил еврейский квартал к западу от рынка и проводил многие часы, исследуя новые вкусы и странные незнакомые ингредиенты – странные для меня, конечно. Владельцы маленьких харчевен терпели мои расспросы, потому, возможно, что я был так очарован их едой, а вопрос религии ни разу мне и в голову не пришел.

– Понимаешь, папа? Я бы всегда хотел оказаться по другую сторону прилавка.

– Так ты хочешь стать поваром? – вздохнул папа.

– Мне нужно готовить! Если я не на кухне, то тоскую по ней. Я не могу это переносить. Знаю, это чушь.

– Вовсе нет, – тихо возразил он.

– Каренца права, называя меня чокнутым.

– Нет, не права! Но в любом случае она это не всерьез. Не думай о Каренце плохо. Она мне даже головомойку устроила, когда ты унесся.

– Мне жаль.

– Не надо меня так уж жалеть. Она рассказала, какая у нее появилась идея – ну, Каренца есть Каренца. Но в кои-то веки, эта идея хороша.

– Правда? Значит, мне опять можно пользоваться кухней?

– Нет. Она думает, мне стоит поговорить с твоим дядей Терино. И я сказал, что так и сделаю.

– О чем?

– У него есть кухня, так?

– Конечно есть. Но «Поросенок» – это же настоящее заведение. Ну то есть люди платят деньги, чтобы там поесть.

– И что? Моя лавка – тоже настоящее заведение. Если ты достаточно хорош, чтобы работать там, а я говорю, что так и есть, то ты и для «Поросенка» достаточно хорош. Тебе нужно работать, Нино. Или иди туда, или успокойся и занимайся тем, чем балуются мальчишки твоего возраста. Выходи на улицу и бегай там с друзьями.

– Мой лучший друг ушел, – горько сказал я.

– Арриго?

– Нет! Кое-кто другой.

– Уехал из города?

– Нет. Ушел.

– А-а. – Папа перекрестился, и я не нашел в себе сил объяснить, как все обстоит на самом деле. – Тогда, наверное, работа лучше всего. Возможно, только на время. У Терино хорошее заведение, ты многому научишься. Или, может, он тебя вовсе от этого дела отвадит, – с надеждой добавил он.

– Я… я подумаю.

– Так что, идем говорить с твоим дядей?

С минуту я кусал губы, потом кивнул.

– Наверное, я буду горшки отскребать, – сказал я.

– Нет, не будешь. Я об этом позабочусь. Ведь он мой младший брат, так? И мой клиент. Если не сделает, как я скажу, я уж постараюсь, чтобы ему вместо мяса одни хрящи доставались.

– Ладно, – кивнул я.

– Вот и хорошо!

Папа подошел и взъерошил мне волосы, осторожно, как будто боялся мозги поцарапать. Потом легонько дернул меня за мочку уха.

– Мне очень жаль твоего друга, – сказал он.

– Наверное… это все воля Божья, да? Мы же не можем с Ним спорить?

– Нет, – тихо ответил он. – Не можем.

10

За пределами рыночной площади едва светало. Коппо, мой главный помощник, явился чуть раньше вечернего звона. Поскольку я был совсем юнцом, да к тому же племянником хозяина, мне приходилось держаться заносчиво, дабы остальные повара начали уважать меня, и в любом случае для работы кухни в полную силу требуется, чтобы ею управлял кровожадный великан-людоед. Но сегодня утром у меня не было настроения, и я приставил Коппо толочь перец, поскольку знал, что сам он не удосужился бы сделать это. Когда пришли остальные работники, мы уже разложили все необходимое для обеда.