Апрель. Книга первая

А может быть, Нимо не отпускают летать одного далеко? Если я покажу, как замечательно умею управлять летучкой, старый Мастер отпустит нас в дальний поход на несколько суток вдвоём. Мы соберём рюкзак и будем лететь, пока солнце не сядет, а едва оно коснётся горизонта, поднимемся ещё выше и увидим, как оно раскрасит облака. Потом отыщем уютное местечко и устроимся на ночь в какой-нибудь пещере в горах или на берегу ночного озера. Хорошо бы полетать и ночью, и ещё — встретить рассвет; но это случится в другую ночь, потому что сначала мы устанем с непривычки…

Потом я подумал, что у Нимо может оказаться обычная летучка, не такая, как у меня. Ведь я ни разу не слышал, чтобы где-нибудь существовали летучки, с которыми можно делать такие удивительные вещи…

И тут я замер. Простая и очень неприятная догадка ударила, словно камень, упавший с мостика. Моя летучка — она на самом деле принадлежит Нимо. И её дали зачем-то мне. Но почему?! На вид Нимо никак не старше и не тяжелее меня, он запросто мог бы летать ещё года два наверняка. Может, так случилось, что Нимо потерял летучку или её у него украли, а теперь её нужно вернуть, но Мастер и Нимо не хотят меня огорчать и пытаются сделать это деликатно?

На миг захотелось заплакать, когда представил, что летучки у меня не будет. А если ещё окажется, что Нимо и Мастеру я совсем не нужен… Верну летучку, они поблагодарят, даже подарят что-нибудь в утешение — пусть даже другую, но самую обычную доску-летучку… И всё. Сказка кончится. Летать по-настоящему я уже не смогу. Останется — сбегать с холма или прыгать с мостиков и обрывов вот так, по-дурацки, как все эти нахальные, глупые пацаны, которым самое главное — повыделываться; показать, что они круче других.

Я ещё могу передумать, уйти. Никто не говорил, даже не намекал, что летучку надо отдавать. Просто унести её и спрятать, пока не выясню наверняка, зачем я понадобился Мастеру.

Но теперь я уже стоял у калитки сада, надо мной протянулась тень башни, и я знал, что не поверну назад. Несколько секунд я, задрав голову, смотрел на башню, словно пытался угадать, что там творится внутри. На самом деле, я не помню, о чём думал эти мгновения.

Калитка отворилась. Меня ждал Нимо.

Да, точно. Тогда я ещё не понял, а теперь знаю — он как-то угадал, что я приду, и ждал.

— Аль? — спросил он очень тихо, почти шепотом. — Ты… входи.

Взгляд у него был каким-то странно сосредоточенным. Словно он хотел увидеть во мне что-то очень важное, но боялся оказаться невежливым, и поэтому отводил глаза — и снова…

А на летучку он даже не взглянул. Будто не заметил даже.

Я переступил порог и увидел мёртвую ласточку.

Она лежала у самого края дорожки на ярко-зелёной траве. Мне вдруг стало так страшно, что я вздрогнул — словно прислонился к ледяной стене.

Эта ласточка… она была… я на миг представил мальчишку с летучкой, который почему-то упал.

— Что с тобой? — напряжённо и звонко спросил Нимо. И протянул руку, но не коснулся меня — пальцы замерли, хотя я почувствовал даже их тепло.

— Тут… — Я охрип. — Ты не видишь?

Нимо покачал головой.

— Почти ничего не вижу. Это всё лебеа. У нас кончился порошок стэнции, а без него…

— Стэнции? Это лекарство? Тебе нужно достать лекарство? Разве Мастер не знает? Давай, я сбегаю… слетаю… А если Мастер напишет записку, что от него — будет, наверное, ещё лучше?

— Аль, ничего… Лебеа — не болезнь. Я привык — это уже много лет. Много-много лет. Стэнции нет здесь… нигде. Мы искали.

— А что это, Нимо? Это…

— Это такие цветы. Они не растут по эту сторону Океана.

Тишина сделалась страшной.

— Мальчики! — окликнул Мастер. Он стоял на пороге башни. — Вы оба тут? Что-то случилось?

* * *

— Нинье… Ну, то есть Мастер… Он не полностью слепой. Он просто плохо видит.

— От старости, — ласково и всё-таки как будто чуть встревоженно засмеялся Мастер.

— Не от старости, — строго сказал Нимо. — Не надо Алю говорить неправду. Ты же испытывал на себе заменители стэнции и ещё всякую сомнительную магию вдобавок. Из-за чего у тебя испортилось зрение, теперь даже Троготт наверняка не скажет.

Старик опустил голову. Нимо коснулся меня — и тут же отдёрнул ладонь.

— Аль… Ты должен сразу узнать. Невыносимо будет потом… и сейчас… обманывать тебя.

— Что ты оттуда? Из-за Океана? Вы прилетели тогда, на кораблях, да? Я догадался…

— Не только это, Аль… Это даже не главное, не важное.

Он замолчал. Сжал губы, отчего лицо стало такое… я бы решил, что забавное, если б не всё это. Он был такой… странный. А глаза — серые, большие, такие живые, я бы ни за что не поверил… Он закусил губу, и я отвёл взгляд — всё-таки нехорошо так пристально разглядывать человека, если он тебя не видит.

— Я последний ветряной маг, Аль. Из тех, что прилетели с Волной. Последний настоящий.

— А другие? Те, что сейчас летают на кораблях?

— Они взрослые. Взрослые не могут так чувствовать воздух, не могут говорить с ним. Они всего лишь управляют примитивными приборами и амулетами с накопленной силой. Они, по правде, вовсе даже не маги.

— Но это же… что плохого, Нимо?