Апрель. Книга первая

Тот день начался неприятно. Но утро было хорошим, солнечным. Ровный, мягкий ветер летел над Островами с юга — широкий, такой, что я не чувствовал его края. В такие дни малышня отправлялась кататься с Горы на тэнки — крылатых санках, которые вместо снега использовали встречный ветер. Южный склон был пологим и очень ровным, двести лет назад Гора выплеснула туда целое море лавы, а Золотые Колдуны заставили её растечься так аккуратно, что старики шутили: Гора высунула красный язык, лизнула океан, да так и замерла, очарованная вкусом горько-солёной морской пены.

Южный склон был просто идеальным для забав младших. За всё время там никто не разбился. Только если начинался шторм, становилось опасно — волны жадно тянулись к вершине Горы, и выбраться из воды в большой ветер было почти невозможно. Хорошо, что к востоку от Языка, в узкой и глубокой бухте Красная Щель жила семья алуски — русалок. Несколько раз они спасали зазевавшихся летунов, и все родители просто молились на алуски.

Был апрель. В этот день я дежурил у нижнего края Языка. При таком ветре вероятность того, что понадобится моя помощь, была ничтожной, разве только ребятня расшалится и затеет выделывать очень уж опасные кульбиты. Малышам запрещалось подниматься высоко, и если кто-то нарушал правило, я должен был перехватить храбреца в воздухе, доставить на Крылышко — площадку у берега, и в наказание забрать его тэнки до завтра, заперев их в сарайчике. На самом деле мы смотрели не очень строго. Что поделаешь, если человеку в десять лет уже разрешают летать на тэнки над лесами, а пока ему только девять с половиной — будь добр, катайся вместе с семилетками над Языком, покрытым упругим мхом, под присмотром ветряного мага, который на вид ещё такой же мальчишка…

Я дежурил внизу, хотя полагалось быть на верхней площадке Языка. Полагалось потому, что не каждый ветряной маг может рвануть снизу наперерез потерявшему ветер малышу. Ну, и потом, если наблюдать за небом снизу — быстро устают глаза. Но я смотрел мало, больше слушал. Вопли детей и голос ветра. На ветер я полагался больше. Даже такой большой, как этот — он понимает мои желания и прислушивается к играющим детям. Его шелест станет тревожным, если…

И почти сразу что-то случилось. Ветер недовольно качнулся. В нём была не то, чтобы тревога… скорее, он хотел обратить моё внимание на необычность, неправильность происходящего.

Снизу и вправду плоховато видно. Никто не падал и не просил о помощи. Малыши как-то странно рассыпались кто куда, словно их напугало что-то. В небе с противным верещанием летал кто-то большой.

Я разозлился. Каким идиотом нужно быть, чтобы мешать играть малышне? Ветер, почувствовав моё настроение, свернул небольшой, тугой вихрь, и кончик его податливо лёг мне в руку. Ну, держись!

Хобот вихря сдёрнул меня вверх с такой бешеной силой, что позади воздух зарычал и хлопнул, как будто ударил хлыст.

Большой летун оказался необычным двухместным тэнки — точнее, это был уже не тэнки, а биплан из двух досок тэллио, прикреплённых к раме. На нижней, короткой доске сидел юноша, обхватив руками девчонку, которая умостилась у него на коленях. Девчонка то и дело принималась визжать. Увидев меня, парень широко ухмыльнулся и запустил ладонь девчонке в вырез платья, оттянув его так, что оголилась грудь. Наверное, девушка была старше, чем мне показалось вначале, я ошеломлённо пялился целую секунду… а потом стал падать.

Самое странное — ветер словно забыл обо мне. Может, так показалось — всё-таки я упал в море, а не на покрытый мхом Язык. Высота была большая: ударься я даже об упругую моховую подстилку — наверняка бы покалечился… в лучшем случае.

Вытаскивали меня двое. Свенни и русалчик Тим.

— Ты чего, чудик, до сих пор плавать не научился? — отплёвываясь, спросил Свенни. Тим, неловко улыбнувшись, махнул мне рукой и, грациозно извернувшись, ушёл в глубину. Он, видно, тоже растерялся — ещё бы, лучший из ветряных магов на его глазах рухнул с ветра, да к тому же и чуть не утонул. Тим мне нравился, мы по вечерам часто играли — он плыл у самой поверхности, лицом вверх, а я скользил на еле уловимом ветерке над зыбью. Так мы добирались до Жемчужных утёсов, лазили по ним до темноты, бродили в гротах…

— Придурок! — просипел я. — Нашёл где кататься! Большой вымахал, да? Перед младшими покрасоваться захотелось, перед девчонкой этой?

— Что б ты понимал! Со своей свистулькой, дурачок… и никогда не поймёшь.

Я был злой и не осознал тогда, что он имеет в виду. Подумал, что «свистулькой» Свенни обозвал ветер.

— Я прекрасно понимаю всё, что мне нужно.

— Какой ты умный! Может, научишь меня отличать нужное от ненужного ещё до того, как узнаешь, о чём идёт речь, а?

— Это просто. Если тебе охота делать глупости, иди и делай, только подальше, чтобы дети из-за тебя не покалечились.

— Дети… — засмеялся он.

* * *

…К полудню ветер на Языке менялся, летуны разбегались по домам, и моя смена заканчивалась.