— Непременно. Скрыть такую новость было бы очень неразумно с моей стороны. Если она узнает об этом от кого-нибудь еще... Моя мать очень... Я хотел сказать, властная, но это не так. Она обожает все организовывать, считая, что лучше всех знает, кому что нужно. Упоминать в ее присутствии, хотя бы вскользь, о своих пристрастиях весьма опрометчиво. Если это вызывает ее одобрение, матушка поставит своей целью во что бы то ни стало помочь. В противном случае лучше сразу забыть об этом. Я очень рано научился многое от нее скрывать. Знаешь, мне долгое время пришлось брать уроки игры на фортепиано — и все из-за того, что в пять лет я обмолвился о том, что люблю слушать, когда играют на пианино.
Дорис слегка улыбнулась. Чего он и добивался.
— Моему отцу пришлось играть в гольф. Мать считала, что ему это идет на пользу. В результате мы довели искусство скрывать свои мысли до совершенства.
— Вот почему ты такой замкнутый. И притворяешься холодным и бесчувственным.
— Это постепенно вошло в привычку. Не знаю, как и когда во мне произошла перемена, но это случилось. До встречи с тобой моя жизнь была ужасно унылой. Никаких свежих, талантливых рукописей. И ни одна женщина не возбуждала моего интереса — к вящему неудовольствию моей матушки. Потому что, как это ни странно, она давно мечтает о невестке. Хочу предупредить тебя: узнав о ребенке, она буквально обрушится на тебя со своей заботой. Попытается все организовать так, как надо.
— Но ведь я ей не нравлюсь, — возразила Дорис. — Наверное, ей не будет дела и до моего малыша.
Итан лукаво улыбнулся.
— Эти мелочи не имеют ровно никакого отношения к действиям моей матери! Ею руководит Долг! И она тебя полюбит, — мягко добавил он. — Увидишь, она тебя же и обвинит в том, что ты тогда, в кухне, не дала ей отпор, — сказал он, улыбаясь уже совсем по-другому. — Да и меня тоже, — почему не сразу разобрался, что Моника за человек. Даже Норман окажется в чем-нибудь виноват. Мама замучает тебя своей добротой. И наверное, организует свадьбу.
— Нет! — ужаснулась Дорис.
— Хочешь, давай убежим? Туда, где она не сможет нас найти.
Слезы снова выступили на глазах Дорис, и, всхлипнув, она покачала головой. Итан ласково притронулся к ее руке, но девушка тут же отдернула ее.
— У меня такое чувство, — прошептала она, — будто вся моя жизнь была ложью. Словно я перестала быть личностью.
— И поэтому ты решила сбежать. Начать все сначала на новом месте.
— Ты угадал. — Ее глаза были так же безжизненны, как и улыбка.
— И чем же ты собиралась заняться?
— Не знаю. Пошла бы в бортпроводницы или агентом в туристическое бюро. — Дорис говорила без малейшего воодушевления, и было совершенно ясно, что это только слова, за которыми ничего не стоит. Просто жалкая попытка создать видимость, что она не потеряла присутствие духа. — Я хочу наладить свою жизнь, но пока у меня не хватает на это сил. И поэтому я стараюсь занять себя чем-нибудь, хотя бы тем, чтобы убежать от тебя.
— Но судьба подложила тебе свинью, — ласково сказал Итан, пытаясь улыбнуться. — Я вернулся слишком рано.
— Я хочу, чтобы ты ушел, Итан.
— Потому что не можешь меня простить?
— Нет, — честно призналась Дорис, — потому что не могу простить себя. Я не должна была вступать с тобой в близкие отношения. Это было глупо. Неразумно. Ведь я тебе даже не нравлюсь.
— Так же, как я тебе?
— Мы едва знакомы. Ты не позволял мне узнать или понять тебя! Не пускал меня в свои мысли и чувства!
Однако это не помешало ей влюбиться в него.
— Да, но теперь я хотел бы, чтобы ты узнала и поняла меня.
— Теперь слишком поздно.
— Нет, не поздно. Я все равно хотел узнать тебя поближе, Дорис. Потому что из-за лжи Моники все с самого начала пошло не так, как надо. Но ты была нужна мне. С тех самых пор, как я увидел тебя в первый раз, меня, как сильным магнитом, потянуло к тебе. Я цинично уверял самого себя, что твоя необыкновенная привлекательность — просто товар, но это не помогало. Я хотел тебя, и все. В жизни не испытывал ничего подобного, даже не предполагал, что со мной может такое произойти. В чисто сексуальном плане, — сухо добавил он.
— Это верно.
— Ты тоже это почувствовала. И все еще чувствуешь. Между нами все время пробегает ток.
— Хватит об этом Итан! Мне все известно и без твоих ученых объяснений. Однако этого недостаточно!
— Знаю. Теперь знаю. — Он снова потянулся к ней через стол, но Дорис немедленно убрала Руку.
— Не трогай меня, пожалуйста.
— Но ведь мы могли бы попытаться получше узнать друг друга. Поговорить обо всем. Можем походить по театрам. Ты любишь балет? Или оперу?
— Оперу? — с ужасом спросила Дорис. — Она наводит на меня тоску.
— А если я признаюсь, что люблю оперу — мне конец?
— Не говори ерунды. Так ты ее любишь?
— Не очень, — с улыбкой признался он. — А балет?
— Ничего из этого не получится, Итан.
— Почему? Потому что я — живое напоминание о том, какую боль тебе причинила Моника? Если бы я тебя не совратил, ты не лишилась бы работы и не забеременела? Ты это имеешь в виду?