Апрельское Затишье и Майская буря

Но, право, разве быт такой поэт

Себе пророчит день и жути ночь?

Из раза в раз желать кошмар, пруэс,

Закрыться в трудных мыслях — вот закон.

XVII

Пройдясь по тонкой нити всех лучей,

Мальчишка в город-призрак вновь пришёл.

Там равнодушье — признак благ людей,

Там жить для выгод ценно лишь без слов.

И ветер только песнь иным несёт,

Мотив не слышен — снова пала грусть.

Погода холод в массы шлёт и топь,

Усоп давно, забыт пустынный путь.

Ступень, вторая, третья — путь куда?

«Общенье, Ворон, вот куда, мой враг», —

Ответил феникс, глядя вдаль конца.

Смеялась птица тьмы, увидев край.

XVIII

Увидел странник, в небе ведьма, лёт

Ночной устроив, едет вся в делах.

Одежды нет, метла под ней оплот.

Горит у ней душа — загадка плах.

Но смысла нет её держать внутри,

Уж коли образ сделал бес и чёрт,

То разве в праве странник дух судить?

Пускай летит, разврат забрав, в порок.

На шабаш больше смысла нет идти,

Забыться в пьянстве ведьм — мечта глупца.

Судьба велит иным вещам светить,

И скинуть тяжесть этой тьмы без дна.

XIX

«Ты смотришь феникс мне в глаза», —

Смотрел устало странник в сущность бед, —

«Сидишь всю юность ты внутри меня,

Нельзя — пойми — чтоб дальше был ты здесь».

«Однажды буду я забыт как бес», —

Ответ гласил прекрасный феникс в явь, —

«Качели мук всех станут мифом лет,

Уйду же, раз ты взял в контроль печаль».

Исчез с пустынных улиц феникс зла,

За ним исчез и Ворон, клича всё:

«С тобою встречусь я ещё в словах», —

Но, право, встреча эта лет чрез сто.

XX

Шагая меж каналов, встал в пути

Король, толпе крича бездумный сказ:

«Тогда мечтал свершений лик точить,

Да, видно вам, совсем мой стан размяк!».

Свой плач чрез смех смешал в картине он,

Но видел, люд рядел, рядел, рядел…

Гордыней пел, и этим строил гон,

Таков его удел, таков удел…

Но странник цикл безумный в миг прервал:

«Понравится всем, мой друг, — избить себя,

Пусти же тех, кому бытьё — аврал».

Король замолк впервые, люд — едва.

XXI

Предатель был среди толпы зевак,

И странник тоже видел лик его.

Но гнев не шёл из недр души опять,

Уж полно боль нести в сердец раскол.

«Прощенье всем дано, прощай же, враг,

Прощай навеки, если встреча вновь

Настанет даже, то без тем, без драк

Пройдём — теперь меж нами спрятан ноль».

Предатель в миг покинул тёмный пост,

Исчез навеки, как и дОлжно быть,

Не нужно память зла иметь и кость

Бросать сподручным псам; пора забыть.

XXII

Дорога через сад всё дух вела.

Любовь отвергнуть прочь отнюдь нельзя.

Вязать кому-то руки — путь в бедлам,

Неверно призмой свет ловить всегда.

Прошёл же странник мимо рощ,

За ним всё зайчик солнца следом брёл.

Добро родИлось к людям — глянь на рост,

Так странник с неба вниз спустился, в брод.

«Что, зайчик солнца, будем делать мы?

Что хочешь ты, не знаю есть ли ты?

Пускаю я тебя — не жду я дым

Пожара чувств — прости, прощай, иди».

XXIII

Предстал ещё рывок: горит маяк,

Сверкает он звездой далёкой там,

Вверху, где тучи солнце жмут века.

И дОлжно всё же сбросить груз и стан:

Сказать вселенной жизни сложной смысл,

Какой средь долгих мыслей был найдён.

«В твореньи смысл, достану так я высь!

Творить — призванье, в этом только долг!».

При криках этих тучи в дрожь ушли,

Слезами дождь пошёл — но чудо ли? –

Могучий ветер стал перину тьмы

Нести куда-то, как и чудищ миф.

XXIV

Маяк открыл свои ворота в миг,

Вверху хохочет чёрт, наместник тьмы.

Последний, кто скрывал свой жуткий лик,

Кто циклом правил, вёл лишь в ад мосты.

Поднявшись вверх, увидел странник лишь

Себя, свой образ средь кривых зеркал.

Во всех стенаньях средь десятков лиц

Виновных он один всю жизнь пугал.

А лампа кругом шла сама собой,

Возможно, странник сам её пустил,

И после начал с духом личным бой.

Теперь не нужно больше быть пустым.

XXV

Потухла лампа, сбита мгла зеркал,

Увидел странник путь ещё наверх,

Ступени в бездну бурь вели сквозь май.

Одна, вторая, третья — дальше в чернь.

Сияли вспышки, клича горе всё.

«То дело прошлых дней, довольно ссор», —

Спокойно путник шёл, средь тысяч воль

Ужасных, жгущих разум бездной пор.

И как бы труден нЕ был путь — лишь вдаль

Стремленья, мысли, дело, радость дню.

Удастся так сиять сильней черта,

И чувства сдвинуть с минуса на плюс.

XXVI

Всё стихло вдруг. К звезде далёкой путь

Привёл чрез терньи мира скорби, тьмы.

Свобода будто здесь от всяких пут,

Однако это миф, горят мосты.

Тут, в звёзд театре, в ссорах целый год

Планеты — боги, alma mater, блик.

Луна в копаньи мёртвым камнем, хвост

Свой сбросив, стала vetus satellite9.

А свет от солнца ход лучей забыл,

Теперь живут без главной сверхзвезды.

Юпитер шарм стерял, теперь как бык

Стенает, ведь дела в расстройствах мзды.

XXVII

Сатурн пожрал своих детей, боясь.

А Марс исчез с системы этой в тьму.

Меркурий в муках пал коленом в час.

На небе горе сбило звёзды в муть.

«Да, жизнь сложна, иначе как, друзья?

Но горе разве повод вешать нос?

Вы в образ влезли слишком, день от дня

Страдали, право, зря; вас ждёт восход!

Вас ждёт расцвет под сенью всех свобод!

Не нужно думать, что другой о вас

Помыслит в ранний час — неважен тот,

Как важен мир внутри, подвластен шанс!».

XXVIII

«И этот образ больше мне не враг», —

В пустой театр наш путник голос вёл.

Спустился он на Землю к морю в храм,

Там сотнерукий бог — последний вол.