Априори Life 3

– Прекрати, пожалуйста, – дернула бровью я. – Каждый из нас был предан. Кому-то или кем-то. Кто-то сохраняет это умение до сих пор. Да, и потом, не предает только мот и собака, тебе ли не знать…

Он многозначно кивнул.

– Как там Макс поживает? – резко сменил тему он, пока я отвлеклась на мигающий телефон.

– Не знаю, – как можно более безразлично ответила я. – Мы давно не виделись, – и, стараясь не встречаться больше глазами, закопошилась в подушках, нелепо натягивая на плечи лежащую рядом мотокуртку. Мне не было холодно. Нет. Система вентиляции и кондиционирования в подобного рода заведениях всегда функционирует на максимуме. Просто знакомое и необъяснимое одновременно чувство дискомфорта снова погладило по спине. Ощущение сродни того, когда стоишь на сквозняке и чувствую, как дует в шею, – сразу хочется поднять воротник или набросить что-то на плечи. Я настырно пытаюсь зарыться под куртку, но чувство дискомфорта продолжает усиливаться. Причем усиливается оттого, что я слишком ясно начинаю понимать его источник…

Что делать, когда слышите, как прошлое начинает говорить с вами? Чувствуете, как оно тянет назад? Как прикасается к спине своими холодными пальцами? Правильно. Лучшее, что вы можете сделать, – это бежать. Я сбежала в дамскую комнату, продолжая сжимать на плечах куртку из плотной кожи, да так резко, что оставила в некотором недоумении своего собеседника.

В уборной я сразу же оккупировала свободную раковину, открыла кран и плеснула себе в лицо. Прохладная вода заструилась по коже, стягивая за собой остатки вчерашнего макияжа, дорожную пыль и накатившую внезапно необъяснимую панику. Я делаю глубокий вздох и смотрю на себя в зеркало. Вид у меня, в самом деле, очень замотанный. Добавить чуть-чуть темного грима – и получится этакая королева-трагедии, утомленная героином, давно оставившая на полях сражений все свое здоровье, нервы, чувства и мечты. И в ежедневной погоне за развлечениями и отчаянном бегстве от себя, потому что с собой становится еще более скучно, тошно и мерзко, ее единственной любовью остается родная и верная – хроническая депрессия. Она у нее повсюду. В чашке кофе, в салфетке с приборами, между стульев и столиков, на пустых тарелках и в перевернутых бокалах, в официанте, в той девочке с бледным лицом, вышедшей из соседней кабинки туалета, в смятом одноразовом полотенце в ее руках. Все потому что для нее сам город погряз в пустоте и депрессии. Она уже давно разучилась понимать, где весело, а где грустно. Еще немного, и голова пойдет кругом. Не жизнь, а муть какая-то….

Все мы маемся этой мутью время от времени. С упоением отдаемся на растерзание собственной значимости и непринятой гениальности. И очень нервничаем, когда на какое-то время задерживаемся в искренней радости и гармонии, – нам ведь непременно нужно с чем-то бороться. Неважно с чем. Важно просто бороться. В ход идут даже собственные чувства. Здесь главное не увлекаться и не раскачиваться на этих качелях до полусмерти, – когда голова идет кругом, можно увлечься и нечаянно пропустить момент, как она окончательно отвинтится.

Я закрыла кран, промокнула лицо, вытерла руки.

«Утешает только самое простое», – размышляла я, неспешно возвращаясь к столу. «Вода, дыхание… понимающие глаза, смотрящие с теплотой и присущей недосказанностью».

Он смотрел на меня все так же пристально, когда я снова уселась напротив, но только теперь уже с каким-то иным оттенком во взгляде. Было в нем нечто тонкое. Неуловимое. Дающее ощущение чего-то абсолютно нового и неизбежного. Как перед дождем, – что-то предопределенное витает в воздухе. Так и сейчас.

Я сделала глоток кофе и чуть прищурила глаза, будто всматриваясь детальнее. Он улыбнулся в ответ и передразнил мой жест с нескрываемым удовольствием. Обмен энергиями без слов. Что может быть сильнее? Разве что предвкушение. Лишь оно способно давать невероятный внутренний всплеск. И чем дольше оно длится, тем больше вероятность реализации. Главное, слишком уж не затягивать. Главное, не упустить его.

– Процесс набирает приятные обороты, – это может быть небезопасно, – проговорил он, пока мы рассаживались «по коням».

– Единственное безопасное для меня место в этом мире, – это за твоей спиной, когда мы несемся под три сотни, – ответила я без тени иронии. – Даже на накрученных оборотах. Даже по раскуроченной трассе. Даже с минимальным обзором. Ты знаешь. Все остальное я воспринимаю, как скрытую форму угрозы.

Он продолжительно кивнул в ответ, смотря на меня сквозь открытое стекло шлема (мелкая россыпь морщинок вокруг глаз выдала тот факт, что он улыбается), и повернул ключ зажигания. Бело-синий японец отозвался протяжным рычанием.

«Я позвоню», – показал он жестом, в виде телефонной трубки, сложенной пальцами между ухом и ртом.

– Номер тот же, – кивнула я, понимая, что он не услышит, и щелкнула передачу.