Меня лишь выдавали вечно холодные руки и одежда, которая со временем превращалась в бесформенные куски материи на моем весьма исхудавшем теле. Лишь Ульянка молча подсовывала мне конфеты в папку во время собраний на последнем ряду.
Пожалуй, этот экономрежим организма играл мне в определенной степени на руку. Я практически никак не реагировала на вспышки эмоций «друзей», не прошедших естественный отбор, – у меня элементарно не хватало на это сил. Я вела себя с ними предельно равнодушно. Собственно говоря, как еще можно реагировать на очередное жалкое нытье?..
Так бы, наверное, и продолжалось, если бы однажды я не пригласила одного человека. Я вам даже имени его называть не буду, ибо какая разница. Мне было на него глубоко наплевать. Как и ему на меня, собственно. Только в довесок к этому еще он начал мне угрожать. Сначала звонками, затем подпаленной входной дверью и ночными встречами у подъезда с претензией вернуть деньги.
Об этом я также никому не говорила. Мне было стыдно, что я вообще допустила подобного персонажа до фойе, но я выступала лишь в роли просеивателя, ситом же, отбирающим алмазы, служило собрание. К нему-то я и поставляла сырье.
Да и что он мог мне сделать, в самом деле? Убить? Покалечить? Сомневаюсь…
Хотя, если в данном случае отсутствует что-либо святое напрочь, тогда возможно.
Люди готовы ставить свечи и идти исповедоваться, но никогда не признаются в собственном малодушии, прикрывая духовностью и верой тот факт, что просто хотели срубить по-быстрому бабла на все те же земные похоти.
Что ж, дай бог, чтоб Бог услышал вас и обязательно учел перед судом единым вашу трусость признаться самим себе в собственной же недееспособности. Ведь все, что вам хотелось, сидя на собрании, – это иметь чуть больше, чем ваш сосед. Но слишком уж много лени в вас и слишком мало ответственности, чтоб иметь хотя бы это.
Поэтому я не боялась. Лишь загнанное нагрузками сердце иногда взволнованно колотилось при заходе в подъезд и панически сжималось в ожидании непредвиденного. Так бы, наверное, и продолжалось, пока я однажды не отключилась за столом у г-на Патанина. Я искренне старалась собрать воедино двоившегося эксперта в моих глазах и сохранять стабильное вертикальное положение, но меня шатало и пол буквально уходил из-под ног. Я чувствовала, как с каждой минутой веки становились все тяжелее и ватнее, а голова буквально клонилась на бок. В какой-то момент я непроизвольно откинулась на спинку стула, потому что сил не оставалось даже просто держать спину. Сползшая рука на последнем издыхании зацепилась белесыми пальцами за край столешницы, чтоб не раскинуться плашмя, – у многих экспертов рядом еще шли переговоры с новенькими партнерами, и вид полуживого создания был бы совершенно не к месту. Картинка перед глазами пошла цветными пятнами, а звук доносился все глуше и дальше.
Я не потеряла сознание. Я в принципе не знаю, что должно случиться, чтоб я его потеряла. Просто все чувства как будто бы притупились, а тело словно погрузилось в прохладное желе и не могло произвести хоть малейшего движения.
Анабиоз, одним словом. И сколько он продлился, вам определенно расскажет кто-то сторонний.
Первое, что вернуло меня в осязаемый мир, было теплое прикосновение к присохшим к столешнице рукам. Теплое-теплое, медленной волной расползающееся по клеточкам организма, как глоток глинтвейна в двадцатиградусный мороз. Все выше и выше по нервным окончаниям. И вот картинка панорамного вида медленно восстанавливается, открывая встревоженное лицо эксперта и его руки, крепко сжимающие мои кисти на краю стола. Благодаря этому они – совершенно безвольные – все еще оставались на месте.
– …госпожа Батунина! Госпожа Батууунина!!! – донеслось до меня как сквозь туман. – Вы в порядке?!
Я кивнула. Кивнула достаточно убедительно, как мне показалось, и даже попыталась изобразить что-то наподобие улыбки. В итоге лишь почувствовала натянутость пересохших губ.
– Все хорошо… – получилось у меня где-то с третьей попытки.
Еще со второй мне удалось привести спину в вертикальное положение, уперевшись локтями на стол.
– Вы почему такая холодная?! – последовали вопросы, видимо, как следствие того, что я вернулась в способность на них отвечать. Пусть и медленно…
– У меня бывает… все нормально…
– Из-за чего бывает? Почему? Вы отравились чем-нибудь?
– Нееет… – меня даже насмешило подобное предположение, но смеяться еще не было сил.
– Это от усталости, наверное… я просто не сплю вторые сутки…
– Почему?
Я решила не врать. И даже не недоговаривать. Я сказала как есть, потому что так было, и сказать сейчас что-либо другое означало просто соврать. Этого я себе позволить не могла – не с этим человеком.
– Я же работаю по выходным ночами. Мне так смены поставили. А оттуда сразу сюда еду. Так и получается, что я с пятницы по воскресенье иногда вообще не сплю… месяца два уже…
Он как-то глубоко посмотрел на меня. Будто прочитывая…
– А почему мне ничего не сказали? Я что, не человек, что ли? Я бы все понял…