Апшерон

Хмурое лицо старого мастера на первый взгляд не понравилось Таиру. Решив, что Рамазан - человек сердитый и придирчивый, Таир даже после успешно выдержанного им испытания еще не был уверен, останется ли Баку. Это первое впечатление за время работы ночной смены не только не рассеялось, а, наоборот, усилилось. Старик ни разу не посмотрел на Таира ласково, и можно было подумать, что он согласился принять его к себе на работу, только повинуясь приказу начальства, а сам все время будет искать повода, чтобы выжить его с буровой. Он сделает это так ловко, что новичок сам будет вынужден отказаться от работы на промысле и уехать к себе в деревню. Так думал расстроенный ученик, слоняясь без дела. А между тем старый мастер покрикивал не только на молодежь. Он и с опытными рабочими обходился круто, делая свои замечания строгим и повелительным тоном. Сталкиваясь же с Таиром лицом к лицу, он каждый раз окидывал его хмурым взглядом и равнодушно проходил дальше. Таир давно бы поделился с Джамилем своими опасениями, но, боясь старика, не решался отрывать друга от работы.

Немного приободрили его только слова помощника бурового мастера Васильева, когда тот, обращаясь к Рамазану, сказал:

- Ты бы поехал, Рамазан Искандерович, отдохнуть малость, - ведь уже трое суток не выходишь отсюда.

"Вон в чем дело, оказывается, он устал, потому и выглядит таким злым", - удовлетворенно подумал Таир. А когда он вспомнил насмешливую улыбку Лятифы и большие глаза девушки, какая-то еще очень неопределенная, но вместе с тем сладостная мысль зашевелилась в его мозгу. Повеселев, он начал убеждать себя, что старик вовсе не такой уж злой, как кажется на первый взгляд. С этой минуты образ Лятифы не покидал его.

Громкие крики и суета рабочих у скважины отвлекали внимание Таира. Но как только все успокаивалось, перед ним снова вставала стройная фигура девушки в сатиновой блузе, и он загадочно улыбался.

Ранним утром, когда багровый диск солнца выплывал из-за туманной полоски, отделявшей голубое и чистое небо от успокоившегося за ночь моря, Таир с товарищами вернулся в город на том же "Чапаеве". На берегу их встретила Лятифа. На этот раз, взглянув в глаза девушки, Таир не заметил в них озорной и насмешливой улыбки и обрадовался. Забыв о ночной усталости, он весело глядел на девушку, на ее порозовевшее от утренней свежести и яркого солнца лицо. Она была все в той же синей блузе, но показалась Таиру еще более привлекательной.

Лятифа, словно почувствовав на себе восхищенный взгляд Таира, гордо вскинула голову и смело посмотрела на него. Увидев бронзовый загар его юношески округлых щек, чуть припухлые губы и темный пушок пробивающихся усов, его гимнастерку защитного цвета, черные брюки и высокие сапоги с узкими голенищами, девушка улыбнулась ему с той же легкой, еле уловимой насмешкой. Таир только теперь понял, что она всегда улыбается так и что он не кажется ей смешным, а, пожалуй, даже немного нравится. В глазах Лятифы скорее можно было прочесть нечто вроде дружеского расположения. Таиру хотелось сказать ей что-нибудь, услышать от нее хоть одно слово. Но Лятифа уже шагнула на борт баркаса.

Джамиль за это время успел далеко уйти вперед и шагал уже по асфальту дороги, тянувшейся между промыслами. Не видя возле себя Таира, он обернулся назад и крикнул:

- Идем же, Таир! Ты еще не знаешь этих мест, можешь и заблудиться!..

В нескольких шагах позади него устало волочил ноги утомленный трехдневной напряженной работой мастер Рамазан. Услышав окрик Джамиля, он посмотрел назад и тоже остановился, поджидая Таира. Когда тот подошел, старый мастер усмехнулся себе в усы и спросил:

- Ну как, понравилась тебе буровая?

Эта улыбка ободрила Таира.

- Интересная работа, мастер... - ответил он. - Я думал, что выйду с буровой весь чумазый, пропитанный нефтью. В кино всегда такими показывают нефтяников... Мастер указал на рабочих подземного ремонта, которые работали у скважины недалеко от дороги.

- Есть и такие, сынок. Гляди, вон те всегда измазаны. А ты хорошо сделал, что приехал. Наша профессия не легка, но почетна. Когда кончаешь бурить новую скважину и особенно когда она дает много нефти, то начинаешь понимать, что сделал великое дело. Покойный Сергей Миронович Киров при жизни всегда говорил мне: "Товарищ Рамазан, нефтяник черен только с виду, а сердце у него - чистый алмаз".

Мастер произнес имя Кирова с такой теплотой и любовью, с какой говорят о самом дорогом и близком друге. Таиру вспомнилось все, что приходилось читать о Сергее Мироновиче из книг и газет, - о его высоком мужестве в боях на фронтах гражданской войны, о блестяще организованной им обороне Астрахани, о его кипучей деятельности в Азербайджане на благо всей Советской страны. И, наконец, перед глазами Таира встал воплотивший незабвенный образ Кирова величественный памятник, который он видел в Нагорном парке Баку. Ему даже не верилось, что идущий сейчас рядом с ним старый рабочий когда-то дружески беседовал с признанным всеми народным героем. Слегка приоткрыв по-детски рот, он с удивлением посматривал на старика.