Апшерон

- Устали? Идите домой! - сказал управляющий.

В это время зазвонил городской телефон. Взглянув на стенные часы, Исмаил-заде поднял трубку. Звонила Ширмаи.

- Да, я, дочка, - отозвался Кудрат - и, забыв об усталости, улыбнулся. - Туфли твои готовы, дочка, может быть привезу сегодня. Только ты не жди меня, ложись спать. Завтра целый день буду дома. Ладно? А учительница музыки была сегодня?.. Нужны новые ноты? Найду, лишь бы ты хорошенько училась...

Кончив разговор с дочкой, Кудрат взял сводку и быстро пробежал ее глазами. Сводка не очень-то радовала. Выполнение плана по сравнению с предыдущим днем увеличилось всего на один процент. Не успел он вдуматься в цифры, как в кабинет вошел Бадирли.

- Товарищ Исмаил-заде, - начал он, - вы во всем вините меня, но клянусь - в данном случае я не виноват. Уста Рамазан был так уверен в себе, что даже не нашел нужным во-время затребовать материал...

Исмаил-заде понял, что на этот раз снабженец говорит искренно. Он даже упрекнул себя в излишней резкости в обращении с ним. Но все же сказал:

- Уста Рамазан - старик. Он мог и забыть, а вы должны поставить дело так, чтобы у вас буровые были снабжены всем необходимым. Вы думаете, мне доставляет удовольствие всякий раз ругать вас, подтягивать? Совсем нет! Вы мне не слуга, а помощник... - Кудрат заговорил мягче: - Вот что, я советую вам, дорогой мой, смотрите людям прямо в глаза, делайте свое дело, но не из желания угодить кому бы то ни было. Я же не хозяйчик какой-ни будь, я обыкновенный советский человек. У всех у нас цель одна. Словом, для меня имеет значение лишь то, как вы работаете, а не то, как вы ко мне относитесь. Вы меня поняли?

- Понял, - ответил Бадирли, действительно начинавший теперь понимать, чего добивается от него управляющий. - У меня к вам одна просьба, товарищ Исмаил-заде: если я не угожу вам в чем-нибудь, вызывайте меня к себе в кабинет и наказывайте, ругайте, сколько хотите, но только не при людях. Иначе меня никто и слушать не будет. Это такой народ...

- Вот это тоже никуда не годится! Вы плохо думаете о наших людях. Если бы я так же относился к своим работникам, то ни одного дня не смог бы руководить трестом. Ведь люди не рождаются плохими. Взять хотя бы вот эту вашу черту угодливости перед начальником. Откуда она у вас? Ясно, что от времен Манташевых и Тагиевых. Тогда надо было рабски угождать хозяину, чтобы пользоваться его расположением. А мы ценим прежде всего человека и его труд. - Кудрат пристально взглянул в лицо Бадирли, проверяя, как действуют его слова. - Правильно я говорю?

- Да.

- На-днях здесь у меня на совещании выступал инженер Фикрат. Его рассуждения мне очень не нравились. Я бы сказал даже, что они были вредными. Но мне понравилось то, что он говорил откровенно. Если бы он из боязни скрыл от меня свои возражения, я бы не мог правильно оценить обстановку, работал бы вслепую. Вот и вам надо быть прямее. Давайте так и договоримся: полная откровенность - и без угодничества...

Кудрат снова взглянул на часы. Было без одной минуты двенадцать.

- Ну что же, главный инженер на буровой, - сказал Кудрат, поднимаясь с кресла, - будем надеяться, что там быстро ликвидируют аварию.

Взяв туфли дочери, он направился к двери и, оглянувшись через плечо на Бадирли, спросил:

- Вы не едете домой? Хотите, подвезу.

- Сегодня я дежурю, - ответил Бадирли, выходя из кабинета вслед за управляющим.

Кудрат поехал домой.

4

Несмотря ни поздний час, на улицах города было все еще людно и шумно. Многие возвращались из кино и театров. Жмурясь под ослепительным светом автомобильных фар, бакинцы невольно вспоминали то время, когда приходилось вслепую брести во мраке затемненных улиц. Люди медленно шагали по тротуарам, словно наслаждаясь светом бесчисленных огней. Над проходящими со звоном трамвайными вагонами все еще горели гирлянды разноцветных лампочек, впервые зажженных в День Победы. Город, который в течение целых четырех лет тонул в кромешной тьме, сверкал и переливался в радужном сиянии. Из окон, еще недавно зашторенных наглухо, струился на улицу мягкий свет.

Опустив боковое стекло машины, Кудрат с наслаждением отдавался вечерней прохладе и только тогда заметил, что приехал домой, когда машина остановилась у подъезда.

Предполагая, что дома все уже спят, он бесшумно отпер своим ключом входную дверь и тихо вошел. Но в столовой горел свет, и это обрадовало его. Шагнув из коридора в столовую, он увидел Лалэ. Не дождавшись его, жена склонила голову на руки над столом и дремала. Кудрат на цыпочках подошел к ней и, нагнувшись, поцеловал в открытый затылок. Лалэ вздрогнула, открыла глаза и, увидев мужа, улыбнулась.

- Как это ты так рано домой выбрался? - спросила она с легкой иронией.

Кудрат поставил на стул туфельки дочери и, не ответив Лалэ, прошел в спальню. Оставив дверь открытой, он взглянул при свете, падающем из столовой, на лежащую рядом с бабушкой дочь, затем нагнулся к кровати и тихо прикоснулся губами к щеке Ширмаи.

Тукезбан в беспокойстве проснулась.

- Это ты? - спросила она. - Как твои дела, родной?