Апшерон

И спокойно закрыл глаза. Можно было подумать, что он видит приятный сон и, довольный этим, улыбается. Застывшая на восковом лице покойного счастливая улыбка обманула даже Гюльсум, прожившую с ним двадцать лет.

Лалэ была в школе. Не прошло и пяти минут после смерти отца, как она ворвалась в комнату, растолкала столпившихся вокруг покойника женщин и, упав к изголовью постели отца, горько зарыдала.

С того времени прошло ровно двадцать лет, но Лалэ ничего не забыла. Товарищи по работе торжественно и с почетом похоронили отца. Было очень трудно жить только на пенсию. Лалэ мечтала стать поэтессой, но, узнав о завещании отца, поступила в Нефтяной институт. От прежних ее увлечений поэзией осталось только одно стихотворение, посвященное памяти отца. Оно до сего времени хранилось в одной из старых ее книг.

Студенческие годы прошли в непрерывных учебных и практических занятиях. Из всех ученых, специалистов по нефти, для Лалэ самым большим авторитетом был профессор Губкин. Следуя его примеру, она еще в эти годы пешком исходила все нефтеносные площади Апшерона, Грозного и других прикаспийских районов. Незадолго до смерти отец говорил ей: "Дочь моя, я тоже хотел стать инженером. Хоть бы в тебе осуществилась моя мечта". А в институте она и сама жила уже только этой мечтой.

Кудрат учился в том же институте, но был на два курса старше Лалэ. Они познакомились на комсомольском собрании. Рассуждения Кудрат о нефти, о самом Баку и бакинских рабочих были понятны и близки Лалэ, а то что он рассказывал о своем отце, погибшем в Сибири, глубоко волновало ее. Сама того не замечая, девушка все больше привязывалась к серьезному и рассудительному студенту. Когда Лалэ поняла, что любит, чувство подсказало ей, что и она далеко не безразлична Кудрату. Было радостно от одной мысли, что рядом с ней будет шагать в жизни этот сильный и волевой человек. Они не писали друг другу писем, не объяснялись в любви, при встрече говорили больше об институтских делах, о своем призвании и будущей работе, но встречи и беседы стали ежедневной потребностью для обоих, и Кудрат стал частым гостем в доме Лалэ.

Мать Лалэ работала в швейной мастерской и обучала шитью девушек в клубе имени Али Байрамова.

- Ты, дочка, учись, мне твоих заработков не нужно, - часто говорила она Лалэ и требовала, чтобы та оставила вечернюю работу в редакции газеты.

- Нет, мама, - не соглашалась Лалэ, - тебе не под силу содержать меня. Мои расходы...

- Какие у тебя расходы? - недоумевала мать. - Ты же не из тех модниц, которые только и думают о нарядах?

- А книги? Большая часть моего заработка уходит на книги.

И в самом деле, в комнате Лалэ нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на книги. Ими был доверху завален большой бельевой шкаф, стопками они лежали на столе, на стульях, на подоконнике и даже на полу по углам комнаты. Тут была и художественная и техническая литература.

Когда Кудрат впервые пришел к Лалэ, Гюльсум засуетилась, собираясь готовить плов. Кудрат сначала отказывался, но по настоянию Лалэ остался обедать. "Этот юноша достоин моей дочери", - подумала Гюльсум и в душе благословила дочь и будущего зятя. В тот же день она попыталась вызвать дочь на откровенность, выведать у нее что-нибудь о Кудрате, но, кроме слов: "мой товарищ, вместе учимся", ничего не услышала. Впоследствии выяснилось, что Алимардан знал отца Кудрата, и сама Гюльсум слышала повесть его жизни.

Окончив институт, Кудрат стал работать инженером на промысле, но продолжал так же часто встречаться с Лалэ. Он приходил к ней в институт или домой, иногда вызывал по телефону, и они вместе отправлялись в кино или в театр.

Тукезбан узнала обо всем от сына гораздо позже. Через полгода после того, как Лалэ окончила институт, мать Кудрата пришла к Гюльсум и, по обычаю отцов и дедов, принесла обручальное кольцо. Жених и невеста хотели сыграть свадьбу по-новому, но обе матери настаивали на своем. Пришлось уступить. Свадьбу справили по старым обычаям с фаэтонами, зурнами и барабаном. В свадебном поезде Лалэ должна была проехать из одного конца города в другой, в дом мужа.

Проснувшись утром, Лалэ взглянула на пустую кровать Кудрата и удивилась. "Что это он? Неужели совсем не ложился? Или ночью же уехал в трест?" - подумала она и окликнула свекровь, которая стучала в столовой дверцей буфета, накрывая стол к завтраку.

- Мама, а где же Кудрат?

- Я тебя хотела спросить об этом, дочка, - ответила Тукезбан. Наверно, опять вызвали ночью на промысел.

- Нет, мама, он ушел потому, что обиделся на меня... - сказала со вздохом Лалэ.

Когда она поднялась с постели, дверь из кабинета открылась, и в спальню вошла Ширмаи. Кудри ее, как всегда, были аккуратно причесаны, на макушке красовался бантик из розовой ленты, щеки порозовели от смущения, а глаза вопросительно и строго смотрели на мать.

- Ты что, внученька? - спросила Тукезбан.

Ширмаи перевела взгляд на бабушку, но молчала.

Решившись, наконец, она вдруг подбежала к матери и с тем же серьезным выражением лица спросила:

- Мама, что такое "сила воли"?