Апшеронская баллада

Только потом, несколько лет спустя, я поняла, какая, это была ладная, счастливая жизнь…

Я, естественно, уже не ждала гостей, впрочем, их никто больше не ждал. На дачу в тот день никто не приехал. Только слышно было в тишине, как тихо чужим тоненьким голосом причитает бабушка да нервно покашливает дед; руки его, большие, работящие руки, бессильно шевелились на костлявых коленях. Впервые увидев бабушку плачущей, я растерялась. Еще больше это, кажется, потрясло маму. Пытаясь что-то понять, я подбегала то к одному, то к другому… Но никто меня вроде и не замечал. Каждый замкнулся в себе, как будто померк тихий солнечный день, наполненный птичьим щебетом, шелестом листвы. Я подошла было к деду, приникла к его плечу, но, похоже, и дед не заметил меня. Перепуганная я сникла.

Безмолвие царило и у соседей. Живая, яркая, многоголосая жизнь поселка вдруг замерла, как бы остановилась на полуслове. Не ладились у нас игры. Мы начинали играть в прятки, в лапту или в камушки, все тут же увядало. Я бродила по даче и все не могла понять, что же случилось. Побежала на берег к Каспию — в воскресные дни там, на пляже, яблоку негде было упасть, вокруг люди, музыка, праздничное оживление, а сейчас и берег встретил меня зловещим безлюдьем. Бились, рокотали наскакивающие на берег волны, со злым шипением бросались они на песок и отступали, оставляя клочья пены, обкатанные сучья, пустые ракушки.

В тот год дачи начали пустеть уже в конце июля — все переезжали в город. Как-то бесшумно снимались с места и уезжали без суеты, без прощаний. Никто не варил дошаб, не сушил на зиму зелень для приправ.

Иные заботы были у людей.

Я впервые услыхала слово, смысл которого не совсем понимала.

«Война!»

— Что такое война? — спросила я у дедушки.

Это был единственный вопрос, который я задала за последние несколько дней. Но он вздохнул, посмотрел на меня невидящими глазами и отошел, так ничего и не ответив.

Тогда я подбежала к нему, схватила его за руку и почти закричала, чтоб он услышал меня наконец.

— Дедушка, где мой папа? Где?

— На войне, — ответил он мне и отвернулся.

Отца унесла война. Как и многих отцов моих сверстников.

Почему-то я долго была убеждена, что отец ушел на луну. Я думала, что он ушел туда по лунной дорожке, в которой так любил купаться в летние вечера. Пошел, пошел по этим серебряным бликам, добрался до самой луны и остался там навсегда.

С каждым днем дедушка становился все молчаливее, выражение скорби, казалось, застыло на его лице, — оно оставалось печальным, горьким даже тогда, когда он засыпал. Он совсем перестал замечать людей, все чаще забывался в тяжелой дремоте и однажды совсем не проснулся. Я не понимала, что он умер. Я вообще не знала, что люди умирают. Дедушка был первый человек, которого я видела мертвым, он лежал на ковре, неподвижный, с твердо сжатыми губами, и лицо у него было задумчивое, озабоченное. Мне казалось, что он просто спит, что вот-вот проснется и я по-прежнему буду задавать ему всякие вопросы, а он, как в былые времена, будет терпеливо отвечать на все мои «почему». Я ждала даже после похорон.

«Человек умирает, и никто его больше никогда не увидит». Эту простую истину я понимаю и принимаю сейчас во всей ее неотвратимости. Но тогда слова мамы показались мне страшными. Взрослея, мы привыкаем ко многому, мы привыкаем даже к тому, к чему, в сущности, нельзя привыкнуть, — к смерти, но в детские годы для меня это было чем-то непостижимым! Как это так? Вот был человек — ходил, рассказывал мне сказки, растил деревья — и вдруг его не стало. Не стало дедушки, к которому у меня оставалось еще столько вопросов и которому я могла еще столько рассказать! А он… Он же так любил рассказывать мне про цветы, зверюшек, про то, какой я стану, когда вырасту большая…

— «Человек умирает… — повторила я вслух слова мамы, — и никто его больше никогда не увидит…» А по чему не увидит?

Обычно мои вопросы часто заставали маму врасплох. В отличие от деда, она не всегда умела на них ответить.

— Не знаю… Таков закон жизни.

— Какой плохой закон, мама! Кто его придумал, этот закон?

Она не ответила, только, тяжело вздохнув, пожала плечами.

С балкона нашей городской квартиры хорошо было видно море. Теперь я часто по вечерам с волнением ожидала появления луны. Луна поднималась из-за моря, выстилала по волнам свою серебристую дорожку, и я все надеялась втайне, что в один из таких вечеров вернется папа. Но он так и не появлялся.

— А почему не приходят мои дяди? — спросила я маму.

— Их тоже унесла война.

— Всех унесла? Куда унесла? Зачем унесла?

Я могла бесконечно задавать вопросы. Эти вопросы и моя фанатичная вера в возвращение близких, очевидно, пугали маму. Она долго, не скрывая удивления, всматривалась в меня и ничего не отвечала…