Апсны абукет

У ворот перед летным полем стояли двое солдат. Оба в солнцезащитных очках, с автоматами, с неподвижными лицами… знаковый облик. Бадри махнул им приветственно (видимо, его здесь знали). Они откатили ворота в сторону и пропустили нас на территорию аэропорта. Бадри высадил меня в тени от двух высоких пальм, росших по ту сторону забора, и уехал. Был конец июня, тень была весьма кстати. Пальмы как ни в чем не бывало перебирали вверху ветвями с этим характерным истомным звуком — зачатком то ли стука, то ли шороха.

Он вернулся через час. Из его «горбыля» вылезли две изящные, по линейке вычерченные старушки в черном. (Все пребывало по два вокруг меня: солдаты, пальмы, старушки.) Они остались, прямые, неподвижные, фибровый чемодан аскетически торчал возле них из земли, а Бадри снова исчез, на этот раз пешком.

Вскоре он привел упитанного майора. Оказалось, что я и старушки — вместе. Бадри сказал, что — вот, этот майор посадит нас в самолет, а у него сейчас срочные дела — он и вправду выглядел потерянно, — сказал, чтобы мы не волновались, и упал в свой «запорожец». «Запорожец» отгрохотал и скрылся. А майор пощурился задумчиво в июльское марево и скоро ушел, сказав, что вернется, когда прилетит самолет.

Старушки остались со мной.

Перед нами тем временем разворачивалось, вскипало действо. На летное поле подъезжали «икарусы» и выгружали солдат, которых было уже под две сотни и которые возбужденно теснились возле комендатуры. Зрелище напоминало роящихся пчел. Голоса звучали раздраженно. Интонации иногда были явственно угрожающими. Мои старушки с интересом вслушивались и покачивали головами.

Прошло еще около часа. Над морем делал разворот «Ту-154». Вот он зашел на посадку, коснулся полосы и, взвыв, стал терять скорость. Подрулил к зданию аэропорта, оглушил воем моторов и замер невдалеке от нас. Замер и военный рой, но ненадолго… Сначала из-за угла вывалился трап, звуком движка стронул тишину и лениво потащился к самолету. В пятнистом хаосе что-то сработало, двинулось, оформилось, и из толпы вышла группа солдат во главе с офицером. Они решительно направились к трапу и стали на нем двумя цепочками с обеих сторон. Предохранители отщелкнули… все было всерьез.

Становилось очевидно, что события развиваются нештатно. Ведь вначале должны были грузить раненых. Но раненых видно не было. Солдаты бросились к самолету. Сделалась невообразимая суматоха, давка, обычная «гражданская» давка. Ни Бадри, ни обещанного майора, а посадка шла уже полным ходом, я бы даже сказал, спешным порядком, сильно напоминавшим абордаж. Мне стало ясно, что, если я не вклинюсь в этот солдатский поток, то минут через пять в самолет уже не сядешь — просто потому, что он будет набит битком. Нашпигован. Закупорен…

В гражданской одежде, со славянским лицом, не зная ни слова по-грузински… А! была не была!

Я попрощался мысленно со старушками, подхватил багаж и двинулся по бетонке. Уже возле самолета я увидел Юру, с которым когда-то работал в СФТИ. Он был в камуфляже: тогда многие так ходили по городу, так было безопаснее. По глазам его я понял: и он тоже… Я всучил Юре швейную машинку, прямо на картонной коробке написал телефон в Тбилиси и адрес: Плеханова, 50, — и попросил занести ее в самолет.

Юра опешил, но грузинская деликатность сработала — она еще срабатывала, война поглощала окружающий мир по частям, по кусочкам… Он стал подниматься по трапу, я взвалил свой огромный короб на голову и пошел за ним.

Вначале на меня глядели с явным удивлением: русский, в «гражданке» — и с трофеями! Потом им стало ясно, что я просто рву когти, и, не успел я подняться на вторую ступеньку, как получил прикладом в бок. Я что-то бормотал, по-русски, конечно, и пробовал подняться выше — и получил удар сапогом по ногам, а над моей головой взвился приклад АКМ. До боли родное «Куда прешь?!» — сопровождало этот жест. Обдумать времени не было. Видимо, некая шальная извилина, обычно затертая более уравновешенными товарками, опередив их всех, отыграла свою звездную реплику:

— Вот, я с ним! Это его вещи!

Солдат повернул голову в сторону, куда метнулся мой взгляд, в это время, слыша неладное, обернулся и Юра…

— Вот с ним я! С ним! Его вещи!

Автомат опустился медленно и ткнул меня в ребра.

— Тогда какого черта загородил дорогу?! Проходи!

И приклад подтолкнул меня вверх по трапу…

Вот так. Меня пропустили тогда, приняв за носильщика.

Бадри вошел в квартиру как-то бочком. Он был ранен, левая рука по локоть перебинтована, повязка за шею. Это придавало его явлению налет заигранной театральной классики: бинты, хмурое усталое лицо, в помещении чехарда спугнутых войной вещей, хозяева-обыватели с охами-ахами…

Оказалось — люком танка, в который попали из гранатомета, когда кубарем летел вниз, услышав по рации: «Бадри, кажется, это в тебя целятся!».

— Еле успел.

— Где это было?

— Десант. Они высадили десант в районе Очамчиры.