Араб у трона короля

Саутгемптонский порт приходил в упадок. Отсюда ещё вывозили шерсть и кожу, а взамен ввозили вино из Аквитании. Для Плантагенетов это был мост, соединяющий их французские владения с Англией.

Но сейчас порт умирал из-за отсутствия нормального транспортного сообщения с Лондоном. Болота, сэр.

Вместе с городом-портом нашей семье отошёл и родовой дом Тюдоров, недавно перестроенный мэром из развалин небольшого замка.

Мэр и купец Джон Дотри сам в этом доме жить не решился, восстанавливал его для Генриха VII, сильно расстроился, не увидев в Генрихе VIII желания его посещать, и с удовольствием передал его нам. Расходы за строительство я ему компенсировал вместо короля.

Джон Дотри занимался снабжением судов и торговлей сукном. Для меня это было самое то. Мои запросы в «снабжении» были огромны. Особенно меня интересовали бронзовые и латунные корабельные элементы, канаты и паруса. Флот у меня был приличный.

Я сам иногда отдавал ему излишки своей продукции. Среди корабелов очень ценились наши ванты, сплетённые из кокосового волокна. Они не набирали воды, а потому не утяжеляли корабль. Также прекрасно продавались связанные из этого же материала кранцы. Они прекрасно плавали и не намокали.

Мы даже стали делать кранцы в виде плоских матрасов, которые можно было использовать как плавсредства при кораблекрушении. Очень полезная оказалась вещь и при абордажах. Не всякий мушкетный заряд пробивал такой «щит».

Из кокоса мы выжимали масло методом горячего прессования, из масла варили мыло, поэтому кокосового волокна-койра у нас было много.

В свою бытность американским «зоологом-экологом» я насмотрелся на островах всяких разных кустарных фабрик и технологий получения всевозможной продукции. От плетения кресел и канатов, до получения нефтепродуктов из гудрона. И вынужден был это записывать и зарисовывать. Поэтому технологии помнил досконально и передал свои знания Хуяну и тот, постепенно, захватил власть на всех Островах Пряностей.

Глава 8

Саутгемптон постепенно становился не только шипчандлерским[7] центром, но и, после открытия в нём филиала Ост-Индской компании, банковско-финансовым.

Моряки получали здесь свою зарплату, а купцы и капитаны торговых судов, расчёт за поставки товаров.

При общем дефиците твёрдой валюты, мы расплачивались золотом и товары потекли в Англию. Я не накладывал на них санкции, хотя по большинству видов товаров они были мне конкурентами, например по: сахару, кофе, табаку и рису.

Эти товары всё больше и больше котировались на севере и мы наладили их поставку в Данию, Швецию, ганзейские города и Россию.

К концу 1530 года мы имели сорок шесть представительств казначейства Ост-Индской Компании во всех крупных и средних портах Европы и свои бумажные «казначейские билеты».

Я очень много времени посвятил изготовлению собственных бумажных денег и организации их оборота. Сначала они напоминали именные долговые расписки, какие выдавались ещё тамплиерами и госпитальерами пилигримам, путешествующим в святые места, чтобы те не везли с собой кучу металлических денег. Я их назвал «чеки», или «чековые книжки».

Сейчас, когда нашими «расчетно-кассовыми центрами» стали пользоваться не только вкладчики, но и купцы, оплачивающие товар, покупаемый, допустим, в Малакке, я стал расплачиваться «казначейскими билетами» с номиналом: 1, 2, 3, 5, 20, 50, 100 и 1000 фунтов.

Изготовить собственные хлопчатобумажные деньги не составило труда. В свое время нам прочитали целый курс по фальшивомонетчеству и особо заострили наше внимание на технологии изготовления двадцатипятирублёвок, разработанной нашим умельцем.

Казначейские билеты, обеспеченные золотом, о чём на них было написано мелкими буквами, получались красивыми и хрустящими. К ним мы освоили производство кожаных портмоне и специальных поясных сумок, для среднего класса, и инкрустированных драгоценными камнями «пачпортами», в которых, кроме денег, хранились и документы, разрешающие проход на особые территории или в охраняемые помещения.

Это могла быть закрытая территория порта или хаусхолда[8]. Уже просто наличие такой плоской коробочки, висящей на груди на золотой или серебряной цепи, говорило о повышенном статусе «носителя», а уж наличие в «пачпорте» тысячефунтового билета, который кто-то прозвал банкнотой[9], говорило о её владельце больше слов.

Тысяча фунтов золотом — весьма тяжёлый мешок в пятнадцать килограмм весом, который не потаскаешь с собой, и не покажешь, а вот с бумажной тысячей полегче.

Обеспечение казначейских билетов золотом высшей пробы вызвал небывалый приток клиентов «банка». Английские графы и бароны стали закладывать земли и недвижимость ради получения «банкнот» и обмена их на «настоящее» золото.

Золото во время правления Генриха VIII возросло в цене и уже к 1526 году соверен его папы стоил не 20 шиллингов, а 22, а к 1530 году — 24.