Араб у трона короля

Узнав про него, я, конечно же, пригласил Бельского для разговора и не пожалел. Это был достаточно образованный, я бы даже сказал, — эрудированный человек среднего возраста, крепкого телосложения, не обременённого лишним весом. Волевое лицо, покрытое сетью мелких морщин, было почти чёрного от загара цвета. Рассказывали, что он долго находился в плену волжских ногаев и, когда его выкупил Сахиб Герей, долго болел.

Из наших бесед я понял, что его попытки организовать захватить Русь, то крымским ханом, то Литвой, обусловлены лишь тем, что он желал править Рязанским княжеством, которое с 1521 года стало частью единого Русского государства, имея на него права наследования.

Семён Фёдорович Бельский, Иван Васильевич Захарьин-Ляцкой и ещё несколько боярских детей после смерти царя бежали в 1534-ом году в Литву от репрессий рода Глинских. История не изменилась, как я не старался.

Слушая их сказки, я мысленно изумлялся.

Не сумев захватить власть в Московии с помощью Литвы, вся эта «бражка» перебралась в Крым и принялась совращать против Руси крымского хана, обещая ему лёгкие победы. И тут появился я со своими планами захвата Руси…

Так вот, Бельский у нас командовал полком, собранным из боярских детей, не нашедших себе применение у великого литовского князя Сигизмунда Первого, и пехотой из бывших русских рабов, выкупленных мной в Турции и в Крыму.

— Что там? — Спросил я у Бельского, не смеющего первым начать разговор.

— Великое множество ногаев, шахиншах. Конных, без пушек и без обоза. На выстрел не подходят. Искупали коней в озере, но не приближаясь к стенам каналов. Мы выставили свои полки на другой стороне. Они устанавливают юрты.

— Юрты? — удивился Магеллан. — Это же вроде не лёгкое сооружение? Это же не шатёр?

— Не лёгкое, — согласился Бельский.

— Они там, что, жить собрались? — Спросил Санчес.

— Да и ладно, — поморщился я. — Пусть живут. Пошли, камрады, посмотрим на ногаев, — пригласил я своих командиров. — На сборы сорок минут.

* * *

Людей на противоположном берегу рассмотреть, естественно, возможности не было, но точки юрт виднелись. Несильно погоняя лошадей мы доскакали до перетоки часа за два и тоже раскинули палаточный лагерь.

Понаблюдав за ногайцами в подзорные трубы, и не увидев ничего чрезвычайного, мы расселись под навесом перекусить, продолжая периодически поглядывать в трубы на противоположную сторону.

Обратив внимание на взгляды Бельского и сына Ляцкого Ивана Ивановича, бросаемые ими на нашу оптику, мне вспомнилось, как в 1516 году, когда я приехал в Рим «убеждать» папу Льва Десятого Джовани Медичи «согласовать» церковные реформы Генриха Восьмого, случайно повстречал в Апостольском дворце Микеланджело и Рафаэля, которым давал указания бородатый мужик в холщёвой хламиде, в котором я узнал Леонардо да Винчи.

Глава 20

Моё узнавание великого изобретателя и художника произошло так неожиданно, что я невольно вскрикнул:

— О! Леонардо! Мне есть, что вам сказать по поводу вашей зрительной трубы!

Голос, просоленный морскими ветрами, прозвучал в пустом зале резиденции главы католической церкви так хрипло и уверенно, что все трое гениев, вздрогнув, оглянулись и уставились на нашу немногочисленную, но очень вооружённую компанию. Не узнать моему современнику Леонардо было просто невозможно. Автопортреты им были выполнены настолько мастерски, что я узнал его с первого взгляда.

Подойдя к «святой» троице, я взял из рук Леонардо грифель, которым он прямо на стене чертил золотое сечение и расположение в нём каких-то фигур.

— Прошу меня извинить, но вопрос очень важный, а у меня совершенно нет времени, — сказал я и, нарисовал несколько схем подзорных труб: с выпуклыми стёклами, с выпуклыми и вогнутыми, и начертил линии преломлений. Написал формулы расчёта фокусных расстояний и линзовых удалений.

После этого я отдал грифель несколько удивлённому Леонардо и, махнув перед собой шляпой, удалился. У нас совершенно не было времени на разговоры, а я понимал, на сколько они растянутся, начавшись.

Зато через три года у нас появились три нормально ориентированных подзорные трубы, в одну из которых Санчес потом рассматривал острова Тихого океана не в перевёрнутом, а в нормальном виде. Вложенную в посылку записку с короткой фразой благодарности я и сейчас хранил в своем рабочем блокноте-ежедневнике, постоянно перекладывая её в новый гросбух. Через год до меня дошло известие, что Леонардо умер в том же 1519-м году.

Больше таких труб я не встречал. Боюсь, что их и сделал Леонардо всего три. И никому смотреть в трубы Леонардо, мы не позволяли. Ни я, ни Санчес, ни Магеллан. Пусть все думают, что у нас «обычные» перевёрнутые трубы.